догадался, а узнал? Может быть, у них с покойником был условный знак, который тот успел оставить перед смертью?.. Индус может потребовать мешочек с рубинами, а не отдашь – завтра придут солдаты.
У самой пещеры Сато догнал Матура и сильно ударил по голове дубинкой.
В тот момент он не думал, убьет Матура или нет, он просто не хотел пускать его в пещеру.
Матур лежал на земле. Сато присел возле него на корточки и стал думать.
Он думал долго, пока Матур не застонал. Оказалось, он еще живой.
Что же теперь? Добить и спрятать труп? Здесь труп спрятать не так просто – опытные горцы, а их-то и набирали в пограничную стражу, скоро его отыщут. А Пруи слишком мелка на перекатах, чтобы унести труп в долину.
И вот, глядя на бесчувственного Матура, Сато понял, что сначала его нужно допросить. Узнать у него, кто и зачем пожаловал в ущелье.
А потом, перед тем как уходить, мы его добьем.
И, решив так, Сато взвалил неподъемное тело Матура на спину и, пошатываясь под его тяжестью, поднялся к пещере.
Юрий Сидорович Вспольный
Я вынужден ненадолго вмешаться в последовательность событий, потому что хронологически они уже подошли к тому моменту, когда на сцене появляемся мы – участники международной конференции в Лигоне.
Вряд ли кто-нибудь сможет обвинить нас в слепоте. Поймите меня правильно – если бы пришельцы были в скафандрах, если бы их глаза излучали сияние, а по бокам болтались три пары рук, разумеется, мы бы догадались, что имеем дело с инопланетянами. Но как можно было предположить такое, если мы видели самых обыкновенных голых дикарей, которые вели себя как голые дикари. Мы словно заглянули в баню и не смогли угадать, кто там генерал, а кто нищий.
Не помогло и посещение пещеры, потому что там мы не увидели ничего, кроме экскрементов и кучек сухой травы.
Так что, несмотря на мою неприязнь к директору Матуру, я вынужден признать, что ему нелегко было бы догадаться, с кем же мы имеем дело. Разумеется, если бы в плен к голым людям первым попал я, то открытие не заставило бы себя ждать и было бы квалифицированно оформлено. Но мне не повезло, потому что я не дружу с контрабандистами.
Я на время предоставлю слово директору Матуру и процитирую некоторые отрывки из его в целом лживой книги. Но, как мне кажется, те страницы, что описывают его появление в пещере, в общем правильно отражают действительность.
Директор Матур
Я пришел в себя в полутемном помещении с низко нависающим каменным потолком. Лежать было неудобно. Попытавшись подняться, я понял причину неудобства – мои руки были связаны за спиной, а ноги, очевидно, также опутаны веревкой или лианой. По крайней мере я не смог их раздвинуть, а попытка подтянуть их к себе, чтобы понять, в каком они состоянии, не увенчалась успехом. Резкое движение вызвало вспышку боли в затылке. Тут я вспомнил, как шел по ночному лесу и услышал шорох в кустах… Все! Значит, на меня напали эти людоеды, значит, они связали меня, притащили в свой вертеп и теперь, вернее всего, готовят большой костер, чтобы меня поджарить, или ушли на поиски душистых приправ. Может, они не едят людей без перца, лука и чеснока?
Я мог с уверенностью сказать, что лежу на полу в той самой пещере, за которой мы наблюдали. Значит, самые худшие мои опасения сбылись.
Каждый человек знает, что он в конце концов умрет. Некоторые относятся к этому с ужасом, другие спокойно или даже с ожиданием прекращения земных страданий и беспокойств. Но в один прекрасный день доктор говорит тебе: «Что-то мне не нравится этот прыщик! Сделайте-ка онкологический анализ!» И все! В тот же момент ты выпадаешь из среды прочих людей, которые умрут когда-то, и оказываешься в числе тех, кто умрет скоро.
Так случилось и со мной. Только что я наблюдал за этой пещерой со стороны, даже сочувствуя несчастным дикарям, которым нечем прикрыть чресла. И вдруг – о несправедливость моей кармы! – я стал пленником, то есть существом ниже, чем они сами.
Мои тревожные мысли прервал странный звук. Музыкальный, но непривычный, неприятный и тревожный, он доносился из темноты пещеры. С большим трудом я приподнял голову и разглядел там, у стены, сидящего на корточках голого дикаря, который дул в подобие свирели. Так вот кто мой тюремщик!
– Эй! – воскликнул я, намереваясь поставить на место этого хама. – Приказываю сейчас же развязать меня, иначе я от вас здесь камня на камне не оставлю!
Дикарь удивился звуку моего голоса, поднялся и подошел поближе.
Вид у него был очень зловещий, рот изогнулся в коварной ухмылке. Кулаки покачивались над моей головой.
Я честно и по мере сил точно стараюсь передать мои чувства в тот момент. Учтите, что я был лишь беспомощной жертвой, связанной, как баран перед закланием. Что иное я мог подумать, если только что видел в другой, маленькой пещере, труп жестоко убитого курьера, а сам лишь чудом остался в живых после удара по голове?
И все же я смог собрать в кулак всю свою волю и недюжинную храбрость и потребовал:
– Немедленно развяжите меня! Иначе я буду жаловаться господину майору!
Но дикарь меня не понял. Он начал раскачиваться и напевать что-то на незнакомом мне языке, и я решил, что он поет ритуальную песню перед жертвоприношением.
Однако в тот момент, когда я готов был уже воззвать к помощи, в пещеру вошли другие дикари. Они окружили меня и с любопытством рассматривали.
Я старался разглядеть дикарей вблизи. Должен вам сказать, что зрелище совершенно голого и не стесняющегося своей наготы человека вызывает в интеллигентном бизнесмене отвращение. Правда, женщины были исключением. Одна из них – тонкая как тростинка, изящная и маленькая, вовсе не показалась мне слишком голой. Я бы скорее назвал ее приятно обнаженной. Как я потом узнал, эту девушку звали Люба.
Пока я разглядывал дикарей, в моем сознании послышался голос:
– Не надо так обо мне думать. Я стесняюсь.
Кто мог произнести эти слова?
Я не успел ни о чем догадаться, как в пещеру вошел пожилой японец с длинными, свисающими на грудь, черными тараканьими усами и в коротких штанах. Из-за пояса у него торчала рукоять ножа. Я сразу догадался, что этот японец здесь главный. Как говорится, среди слепцов и одноглазый – король.
Вновь пришедший обратился ко мне на своем языке, и я опять ничего не понял. Но голова моя, старая умная голова, начала работать. Что общего, задала она себе вопрос, между пожилым японцем и голыми людьми совсем другой расы? А ничего общего!
Значит ли это, что японец каким-то образом влился в эту группу людей и даже смог их себе подчинить?
– Да! – услышал я у себя в мозгу тот же голос. – Именно так!
Я обвел взглядом лица дикарей, и мне показалось, что хрупкая девушка, которая мне так понравилась, незаметно прикрыла веки, как бы давая мне знак, что она меня понимает.
Японец рявкнул что-то, обратившись к самому пожилому из дикарей – робкому и сутулому мужчине, который, как я вскоре узнал, тоже был переводчиком- телепатом. И его называли По-из.
По-из посмотрел на меня, и тут же в моем мозгу прозвучал другой, его голос:
– Господин великий вождь нашего народа спрашивает, откуда вы пришли и что вам здесь нужно?
– Я требую меня сначала развязать, – приказал я.
Мои слова были переведены, потому что японец нахмурился и оскалился.
Два дикаря склонились ко мне и начали распутывать лианы, а голос переводчика проговорил в моем мозгу:
– Господин великий вождь просит вас, чужестранец, вести себя достойно и не убегать.
Я смотрел на их великого вождя, и у меня родилась гипотеза: а что если это один из тех японцев, которые остались в самых диких местах еще со времен войны и которых находят порой на Филиппинах или Калимантане? Их забыли, потеряли, а они, будучи безмерно преданы своему императору и присяге, продолжают служить теням забытой войны, ожидая, что о них вспомнят и их отыщут.
А если так, то японец, конечно же, случайно столкнулся с племенем.
«Может быть, вы правы, – услышал я голос в своей голове. – Но ваши мысли не совсем понятны. Кто такой японец, кто такой император?»
Я попытался ответить также мысленно, но в этот момент в нашу беседу вмешался сумасшедший музыкант и начал громко петь.
Японец ткнул его в бок кулаком, и музыкант покорно отошел к стене.
Я был развязан. Но мои руки и ноги затекли так, что я не мог ими шевельнуть. Наверно, мои страдания донеслись до мозга Любы и По-иза. Они склонились ко мне и стали массировать мои конечности. Я постарался сесть и только тут понял, что я так же обнажен, как и прочие дикари.
– Что такое?! – вскричал я, возмущенный таким произволом. – Немедленно приказываю возвратить мне одежду! За кого вы меня принимаете?
Но дикари не поняли моего возмущения, а японец, если и понял, то предпочел игнорировать мою просьбу.
В таком ужасном и унизительном положении мне еще никогда не приходилось пребывать. Я схватил с пола клок сена и прикрылся им, однако, как вам известно, я склонен к полноте, и потому этот клок скрылся под моим животом без видимого эффекта.
Никто не смеялся, ведь они не знали одежды!
Может быть, они не племя, думал я, отступая в темный угол пещеры, а банда сектантов-нудистов?
– Нет, – послышалось у меня в голове. – Мы не сектанты-нудисты. Мы вынуждены быть обнаженными из высоких соображений.
– Это ваше собачье дело, – согласился я.
Все смотрели на меня с интересом, но никто не намеревался мне помочь.
– Кто это меня раздел? – спросил я, не подумав, что в моем поясе было двести долларов – мой неприкосновенный запас.
Голос в моем мозгу разъяснил мне, что я раздет по приказанию господина вождя. Так я и думал.
– Вы говорите по-английски? – спросил я японца.
– Мало-мало, – ответил он скорее от неожиданности, чем от желания в этом признаться.
– Ты служил в охране лагеря для военнопленных? – спросил я, не давая японцу опомниться.
– Всего полгода, – ответил японец по-английски.
– И с тех пор все в наших местах?
– Я не буду отвечать, – огрызнулся японец. Но он уже ответил, выдал мне все свои маленькие секреты. Отныне он не представлял для меня интереса.
– Пойдем река, – сказал японец по-английски. Его английский был ужасен, но все же можно было понять. – Не убегай. Я быстро бегать, я имею нож.
Он показал мне штык, надеясь меня испугать.
