тобой связывался?
— Да. Но он обещал быть только к полуночи.
— Нас не разбомбили?
— Нет. Не пугайся, если не застанешь меня дома — очень много раненых. Ты здоров?
— Да. Пара синяков, но они уже сходят.
Показалось? Или на том конце, действительно, облегчённо перевели дух.
Глава 3
Путь домой
Когда тропа вывела на дорогу — ту самую грунтовку, по которой позавчера из города валила толпа мирных жителей — карта в шлеме показала, сколь изрядный кусок пути они срезали. Но: «кто ходит напрямик, тот дома не ночует», — в справедливости этой поговорки они убедились практически мгновенно, когда метрах в десяти за спиной кусты на обочине дороги раздались, и на грунтовку деловито выкатилась «коробочка». Непонятная какая-то, без башни. И ведь не то, что ни один трак не лязгнул — даже ветка под гусеницами не хрустнула. Как говорил один опытный охотник: «даже тигр не умеет подкрадываться так тихо и незаметно, как это делает слон». М-да! Слона-то они и не приметили…
В нереальной тишине — даже птицы не прекратили своей переклички — люди в форме врагов неторопливо спрыгнули со своего странного средства передвижения, демонстративно потягиваясь и заодно перебрасываясь шуточками насчет радикулита, геморроя и прочих старческих хворей, которые наверняка их настигнут, если столько времени сидеть на одном месте.
Одним словом, захлопнув ловушку, парни демонстрировали дружелюбие и давали путникам возможность прийти в себя и проявить свое отношение к происходящему. Выпускать наружу вскипевшую в душе пену острого негатива Федька поостерегся — шлем показывал, что за спиной образовались три расплывчатых фигуры смахивающих на ожившие кусты. Эти между собой не переговаривались и показного дружелюбия не проявляли. Впрочем, в ребятишек тоже не целились, ни к чему это было, потому что все трое возвращенцев продолжали держать оружие на ремне.
— Эй, детишки! Откуда и куда следуете? — их, кажется, соизволили заметить?
Обращался к ребятам один из бойцов, державший автомат на груди. Остальные двое, тем временем, разошлись в разные стороны. Стволы демонстративно смотрели чуть левее-правее — в случае чего, довернуть их можно, уже стреляя.
— Из эвакуации возвращаемся к местам постоянного проживания, — сдержанно отозвалась Мелкая. Впечатление от сказанного слегка портили посеревшие губы.
Федька её очень хорошо понимал — он неожиданно сообразил, что вообще-то одет в точно такую же форму, как и у этих военных. Да ещё и шлемы на головах у них с девчонкой — это ведь не кепи, а серьёзное разведывательное оборудование, надеваемое в бой. Кто знает, что сообразят эти люди, и как поступят?!
— Значит из эвакуации… — молодой лейтенант открыто улыбнулся и, ловко ухватив Федьку за рукав, сноровисто провел над его ладонью каким-то приборчиком. Мелкая, закусив губу, сама протянула руку ладошкой вверх. Военный, после повторения процедуры, галантно прижался к тыльной стороне ладошки губами, заставив Федьку уронить челюсть, а девчонку — отдернуть руку, одновременно покраснев и побледнев. Кажется, это называется чахоточным румянцем?
— Сударыня, — церемонно продолжил лейтенант, «не замечая», что собеседница не в восторге от его манер, — позвольте выразить восхищение вашим выбором парфюма. Это ведь «Жёлудь»?
А вот взгляд военного Федьке кардинально не понравился, хотя и не было в нем угрозы. Цепкий какой-то. Изучающий. И ведь не понять, о чем вообще идет речь, но на актерские способности напарницы надежды уже тоже нет.
— «Дубовый лист», — сказала Мелкая, снова прикусывая губу и отворачиваясь.
