Более прагматичный народ у костра начал заключать пари — через сколько времени троица удалится с глаз подальше и в какую сторону пойдет.
— Дети, дети…
Оп-па, замечтался, а модерша уже некоторое время стоит рядом. Правда смотрит не на него, а на троицу — в глазах счастье и гордость. Хм, а такие ли чувства должна испытывать мать при созерцании подобной картинки? У Федьки слишком мало опыта, чтобы ответить на этот вопрос.
— Называй меня Доктор или Хранительница. — Кажется его сомнения поняты несколько неверно. Или наоборот?
— «Доктор», значить — а соответствующее научное звание у вас поди тоже есть? А вокруг у нас видимо палата или целая клиника? — разогнавшись Фёдор прикусил язык, если еще минуту назад казалось, что способность трезво мыслить к нему вернулась, то после собственного спича эта уверенность была здорово поколеблена — надо было молчать в тряпочку!
— Дети-ёжики. Какой прекрасный возраст, чуть что — иголки в стороны. А иголки-то мяконькие… — Хранительница с улыбкой Джоконды потрепала Федьку по макушке. От первого движения он отшатнулся, но на второе уже не хватило духу — хотелось свернутся клубочком и замурлыкать. Только пусть еще погладит. — Ничего, еще затвердеют.
Даже с некоторой грустью в глазах женщина убрала руку:
— Умный мальчик. Только я психолог, а не психиатр, — подмигнула и улыбнулась, показывая, что не сердится. — А вот научное звание действительно есть — член-корреспондент, пожалуй.
Хранительница присела на склон холма рядом и обняла мальчика за плечи, притянув к себе и взъерошив волосы.
— Вот в главном ты совершенно прав — все, кто здесь есть, так или иначе не избежали моего профессионального внимания… — и, когда он уже подумал, что продолжения не будет, добавила: — И помощи. После некоторых событий… словом, пришлось всё бросать и начинать заниматься ПТСР.
«Посттравматическое стрессовое расстройство» — вспомнил Федька. В их семье эти слова не были отвлеченным термином, — «или посттравматический синдром, вьетнамский синдром, афганский — если вспоминать древнюю историю… А так, после каждого нового „события“ вроде проигранной войны, у этого явления появляются новые имена. Теперь вот выходит есть „прерианский“… сходится. Но это-то как раз и подозрительно».
— Что-то непохожи они на людей, опустившихся и спившихся в попытке успокоить свою совесть. — Задумчиво сказал мальчик, окидывая взглядом лагерь.
Запах жарящегося мяса вызывал урчание в желудке. Молодежь веселилась и перебрасывалась шуточками. Те, кто постарше, видимо успели опрокинуть по рюмочке и теперь вели неспешные беседы. Особенно сюрреалистической выглядела парочка — командир разведчиков и вожак оборотней — устроившаяся за шахматной доской, на которой вместо фигур стояли налитые стопки. Там явно шел интенсивный культурный обмен.
— Больше похожи на людей, крепко уверенных в нужности своей работы и не испытывающих в отношении этого особых эмоций, — завершил мысль Федька, непроизвольно скрипнув зубами — боль скрутила голени, достав аж до позвоночника.
— А при чём тут вообще совесть? — Ответила ласковым голосом Хранительница, поднеся к ногам мальчика раскрытую ладонь. Рука её засветилась мягким светом, и скручивающая ноги судорога сменилась теплом и успокоением. — Сознание, а тем более названый тобой его модуль, не имеет никакого отношения к этому расстройству психики.
Прислонившись к теплому и непередаваемо мягкому боку, Федька вместе с волной благодарности почему-то ощутил и прилив коварства:
— Думаю у вас наверняка есть теория, объясняющая это…
— И к тому же с немалым успехом применяемая мной на практике, — скромно продолжила женщина.
«Бинго!» — Федька не знал, радоваться ему или испытывать к себе чувство брезгливости. Потому искренне радовался — это приятнее. В своё время отец его учил: «Совершенно любого человека можно заставить рассказать что угодно. Достаточно просто спрашивать о том, что ему интересно. В этом собственно и заключается весь секрет —
