А между тем в гвардейских артиллерийских дивизионах был распространен приказ командования, который приглашал добровольцев, отбираемых для командировки в миры, населенные н'ранья, набираться опыта.
Коммерсант Танз Сулламора не был доволен ходом событий - особенно потому, что исполнение того, что он считал своим Патриотическим Долгом, обошлось ему в кругленькую сумму.
Когда он услышал, что впервые в истории к соревнованиям по перетаскиванию пушек будут допущены представители других рас, кроме человеческой, он был неприятно поражен. Большой просчет в имперской политике - разрешить публично унизить нелюдей в День Империи.
Вторично он испытал шок, когда узнал, что изрядное число жителей Прайм-Уорлда делают ставки на победу н'ранья. Патриотический пыл заставил его поддержать команду гвардейцев. И сейчас, после поражения людей, у него было паршивое настроение.
“Это не оттого, что я просадил столько денег, - думал он. - Это оттого, что результат состязания несправедлив. Н'ранья - жители джунглей, хищники и, можно сказать, мало-мало не людоеды. Разумеется, у них явно несправедливое преимущество. Разумеется, эти дикари нагуляли в своих джунглях черт знает какие мускулы, таская туши несчастных жертв. Император должен отчетливо понимать, - продолжал рассуждать про себя Сулламора, - что представители нечеловеческих рас составляют важную и полезную часть Империи. Однако же они должны знать свое подлинное место - в самом низу социальной лестницы!”
Эта мысль навела Сулламору на размышления о том месте, на котором находился он сам. После всего, что он сделал на благо Империи - от щедрых пожертвований на развитие патриотического искусства и трудов при императорском дворе, - как после всего этого его не пригласили в ложу Императора?! На худой конец, могли бы выделить ему место в одной из лож поблизости, а не загнать в самый дальний конец первого яруса - чуть ли не в начало второго!
“Император, - думал Сулламора, - начинает сдавать. Да, он меняется, и меняется не в лучшую сторону, - с праведным негодованием продолжал он развивать свою мысль. - Новое в поведении Императора - явственный знак разложения всей Империи”.
Словом, Танз Сулламора получил мало удовольствия от торжества.
Бесспорно, одно событие ежегодно планировалось в качестве пика праздника. И, понятное дело, это событие с каждым годом должно было становиться все масштабнее и эффектнее, чтобы воздействовать на притупляющееся воображение зрителей.
К счастью, в этом году событие номер один не грозило никакими неприятными неожиданностями. А вот в прошлом году произошел просто-таки полный конфуз вместо эффектного зрелища. Гвоздем празднества должно было стать выступление Восьмой гвардейской дивизии: намеревались показать личную боевую ловкость пехотинцев. С этой целью с нескольких гравитолетов сняли антигравитационные приборы Мак-Лина, их мощность уменьшили вдвое и облегчили до такой степени, что прибор можно было засунуть пехотинцу в рюкзак. А в результате солдат получал возможность свободно парить в воздухе, включив приборчик, спрятанный в рюкзаке за спиной. Парить без специального костюма и спасательного пояса.
Во время репетиций это производило довольно сильное впечатление.
Согласно плану парни из Восьмой гвардейской должны были провести внезапную молниеносную и эффектную атаку с воздуха, спрыгивая с высоты из своих маленьких юрких боевых кораблей - спрыгивая без парашюта и приземляясь с точностью, доступной лишь самым искусным парашютистам.
Увы, командование Восьмой гвардейской дивизии не учло одной существенной мелочи - вмешательства погоды. Обычный в это время года умеренный ветер, попадая в чашу парадного плаца, ограниченного двухсотметровой стеной, создавал такие непредвиденные завихрения, что в итоге при внезапной атаке очень многих пехотинцев отнесло на зрительские трибуны. Одни летающие пехотинцы не оказались в накладе, приземлившись в объятья зрительниц, другие создали панику, третьи переломали конечности - и себе и кое-кому из зрителей. А у командира Восьмой гвардейской, даром что он сам не летал с маклиновским приборчиком в заспинном рюкзаке, оказалась сломанной карьера.
Император расхохотался, наблюдая, как пехотинцы червяками извиваются в воздухе и совершают молниеносную атаку на трибуны второго яруса.
Этот императорский смех был роковым для Восьмой гвардейской, ибо его порывы выдули дивизию к черту на кулички - нудно патрулировать Драконию, пограничный сектор, почти безлюдные звездные миры, где приходилось время от времени усмирять бунтующие колонии первопроходцев, а развлечения солдат сводились к беспробудному пьянству.
В этом году настала очередь Двенадцатой гвардейской дивизии показать, на что она способна. Ее
