прочь, громко хлопнув дверью.
Алекс решил не обращать на это внимания. Он выждал некоторое время, а потом прошел в каюту товарища. Дверь была распахнута, и Стэн расхаживал взад и вперед, растрачивая энергию злости. Алекс подождал за дверью, пока он немного успокоится. Стэн увидел его, остановился, затем встряхнул головой.
– Прости меня, Алекс, – сказал он.
Килгур решил клюнуть на приманку и встряхнуть Стэна по мере сил.
– Давно пора! – воскликнул Алекс с притворным раздражением в голосе. – Он, видите ли, прощения просит, черт!
И продолжал раззадоривать Стэна.
Оказывается, тот испортил ему, Алексу, обед. И вообще такой ужасный компаньон, что довел бедного Алекса до мыслей об убийстве. Или самоубийстве. Он ведет себя как мальчишка, заявил Алекс, и пора бы уже взяться за ум, который еще остался, задуматься, как он измучил других, например своего самого давнего и дорогого друга Алекса Килгура.
В начале своей затеи Алекс чувствовал себя распоследним дерьмом – кусая парня, которому и без того тяжело. Но потом его вдруг осенило. Ведь Стэн
Впрочем, Стэн и не слушал. Его голова склонилась вниз, а кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев.
– Я провалил дело, – просипел Стэн. – Из-за меня они все погибли!
– Ага! – кивнул Алекс. – Но ведь всякое бывает. Не первый раз. И не последний.
Килгур понимал, что не давало Стэну покоя. Теперь, когда товарища наконец прорвало. Алекс попытался представить их действия в перспективе. Он говорил о других заданиях, которые провалились, оставив после себя горы трупов. Он напоминал о куда худших временах, когда они были свидетелями, а зачастую и инициаторами намного большего количества смертей.
Алекс понимал, что говорить все это Стэну – все равно что плевать против ветра. Но должен был попытаться.
Конечно, не в том дело, кто виноват. Более чем шесть лет тому назад Стэн принял решение оставить карьеру военного. Таанский конфликт обошелся неслыханно дорого – как по жизням, так и по деньгам; вообще, по всему. Даже на их собственном совершенно незначительном уровне. Стэну и Алексу пришлось пожертвовать столькими жизнями, что отвратительный вкус крови будет всегда их преследовать. Стэну настолько опротивела роль мясника, что он не только решил подать в отставку, но и порвал отношения с единственной семьей, которую он знал, – армией.
Примерно те же соображения определили и решение Килгура. Но у него был Эдинбург, была семья и старинные друзья.
Усугубляющим фактором явилась добровольная ссылка Стэна. Неважно, что и там он продолжал упорные тренировки; он не мог не связывать вину за провал операции с тем, что вышел из формы. Следовало отговорить Махони от идеи поставить его во главе штурмовой группы, помочь Яну найти кого-нибудь еще – не такого усталого и ожесточенного.
Алекс выложил все ото Стэну. Он его уговаривал. Он проклинал его. Ничего хорошего не выходило. Да и как могло выйти? Алекс понимал, что в подобном положении и он чувствовал себя так же.
Молчание продолжалось. Продолжалось всю оставшуюся часть полета. И потом тоже.
Синд исправно посещала многочисленные пиры, которые бхоры устраивали в честь вернувшихся героев войны с дженнами. Она не знала, что главной причиной этих банкетов была неуклюжая попытка Ото развеять тоску Стэна и положить конец его самобичевание. И все же девушка не могла не заметить, каким мрачным выглядел Стэн, каким безразличным ко всему окружающему, словно в глубине души постоянно терзался такими муками, которые нормальному существу и представить-то трудно. Ей это казалось ужасно трагичным – и романтичным.
Наконец она набралась смелости разделить возвышенное одиночество Стэна. Поразмыслив, как лучше подать себя. Синд купила новый костюм – настолько откровенный, что ей становилось не по себе от одной
