уступили место зарослям диких трав, кустарникам, лесам. Еще несколько миль – и позади осталось небольшое заграждение из каких-то желтых резиновых конусов; а вот и более впечатляющий кордон – дорогу перегораживает скопление самой разной техники: грузовики, паровые катки, грейдеры, бетономешалки, генераторы, даже вагон с надписью "Кофе".
Я замедлил движение, увидев высокую, дородную женщину в просторных джинсах, мокрой от пота рубахе и желтой каске дорожных рабочих. На правой лодыжке у нее подозрительный бугор, по форме очень напоминает автоматический пистолет "22": именно такое оружие предпочитают иметь при себе переодетые в штатское полицейские.
– Проезд закрыт, парень! – крикнула она. – Тебе надо развернуться и проехать по Хинкельскому шоссе!
Остановив автомобиль, я обменялся улыбками с Джессикой: отличная ложь! Никакого Хинкельского шоссе не существует, да и развернуться невозможно. Кто попытается – того ждет неудача (я говорю о нормальных людях, а не о газетчиках). И тут я заметил: многие рабочие что-то нервничают, у двоих свежие бинты – на горле и на ногах… Так, "Свист" здесь уже побывал… А что, если за дверцей нашей машины… Осмотрел женщину через темные очки: аура человеческая. В общем-то я уверен, что она из наших, но ведь от ошибок никто не застрахован… Нажал на кнопку, опустил прозрачную броню – наше окошко. Великанша нахмурилась.
– Ну, парень, говорят же тебе…
– "Цербер", – бросил я.
– "Гораций", – раздалось после паузы.
– "Вздор".
Кивнув, постовая коротко свистнула в два пальца. Тут же раздался слаженный хор – рев моторов: в нагромождении тяжелой техники образовался узкий проезд. Медленно я повел лимузин сквозь строй и наконец выбрался на шоссе.
Проезжаем еще несколько миль – дорогу заблокировали полицейские машины, расположившиеся буквой "эн": около полусотни копов, добрая дюжина в полной боевой форме – бронежилеты, шлемы и все такое; в руках болтаются автоматы М-16. Присутствует даже отдел К-9, у ног хозяев величавой поступью прохаживаются поджарые, мускулистые немецкие овчарки. Довершают эту живописную демонстрацию силы деревянные столбы с мигающими красными фонарями. Рядом грузовик с саперным оборудованием, за ним – санитарная машина. На обочине валяются четыре искореженные полицейские машины – эти гонщики уже выбыли из борьбы… Окошко одной перепачкано чем-то красным… Ну, я решил не присматриваться.
Тут целая тонна мускулатуры в мундире армии штата ступает на середину шоссе и поднимает руку, останавливая нас, – другая рука на бедре, поблизости от девятимиллиметровой пушки. Опускаю стекло, показываю удостоверение, но это его ничуть не впечатляет.
– Спасибо за помощь, но мы уже поймали сбежавших заключенных, – вежливо произносит он.
– "Цербер!" – нетерпеливо выпаливаю я.
Его глаза превращаются в щелочки.
– "Гораций".
– "Вздор".
Следует пауза – и он тянется к пушке.
– "Правильно", – поспешно добавляю я.
Он сразу расслабляется. Ого, на разных пропускных пунктах разные пароли!
Оставив свою пушку в покое, офицер вытаскивает из-за спины микрофон и несколько секунд говорит в него. Три из четырех машин в букве "эн" разъезжаются по сторонам, освобождая проезд. Мы трогаемся – теперь понятно, почему четвертая машина не сдвинулась с места: ей место только на кладбище автомобилей.
– Кто же обидел этих парней? – хмурится Джордж.
Джессика отвечает неопределенно:
– Их было что-то около сорока – пятидесяти. В пуленепробиваемых меховых костюмах.
– "Пуленепробиваемых"? – поражается отец Донахью. – Ты хочешь сказать…
