серы… Мой маленький приятель – дракон-иллюзия! Опасная штука! Если он живой – вы видите только то, что ему вздумается, чтобы вы видели: голову Медузы, атакующего мантикора 32, идущий навстречу поезд… Да что угодно! Поверите в то, что видите, – и видение убьет вас… Интересно, сколько народу погибло, пытаясь применить против ящерицы ветки драконова паслена, – для нее это растение все равно что семечки. Благодарение Богу, существует оружие, способное поражать на большой площади.
Тут мое лицо так расплылось в усмешке, что аж больно стало. Если маги Атлантиды поставили охранять секретную камеру такое смертельно опасное животное, какие же невероятно ценные сокровища там хранятся?
Секретная камера представляла собой обыкновенный куб; на задней стене – ячейки для магических жезлов всевозможных размеров. Сейчас они пусты, и я знаю, где находится их содержимое: царапины на полу указывали – здесь тащили что-то большое, тяжелое, а от некоторых лишенных перекладин отделений сильно несло кровью…
В прочном деревянном ящике я нашел хрустальный шар величиной с дыню, с коротким фитилем, торчащим сверху. Его я положил в сумку – пусть всегда будет под рукой. Кто знает, какова мощность у этой бомбочки? Может, она заменит мне утраченную атомную?
На противоположных стенах камеры висели два самых банальных меча в ножнах; эффект Кирлиана подсказал мне, в чем дело: аура одного совершенно белая, другого – абсолютно черная. Больше ничего интересного в камере не было, и я снял со стены белый меч.
"Есть ли зло, которое надо искоренить?" – тут же гулко, сурово раздалось у меня в голове.
Подумав минуту, я ответил утвердительно.
– Как тебя называют?
"Справедливость! – провозгласил меч могучим басом. – Если сражаешься за благородное дело – мастерство твое усилится десятикратно, тебя не возьмет ни яд, ни колдовство. Я защищаю своего хозяина от жары и от холода. Все смертные чары вернутся к врагу, их пославшему, с удвоенной силой".
Повесив меч на место, я пересек камеру и кончиком пальца слегка дотронулся до рукоятки черного меча.
"Ты мой новый хозяин?" – прозвучал мягкий голос у меня в голове. На этот раз я был готов к беседе и, проигнорировав вопрос, сам задал его:
– Как тебя называют?
"Месть! – спокойно, негромко изрек голос. – Гнев и ненависть питают мою магию. В любой битве я буду водить твоей рукой и убивать со скоростью молнии. Какие бы раны тебе ни нанесли – ты будешь биться до конца. Я пожираю души побежденных. Никто, кроме моего хозяина, не может владеть мною. А тот, кто владеет мною, – победит, и я приду под его руку, когда он позовет, невзирая на расстояние".
– А вот сейчас кто-то меня зовет – по имени! – объявил я, водворил меч обратно на крючок и отошел на шаг назад. Вот так так! Серьезные мечи! Каждый обладает неслыханными свойствами… Так что же – справедливость или месть? Да что тут выбирать, с обоими я в состоянии победить целую армию.
Решительно взял черный меч и направился с ним к противоположной стене, но на середине камеры почувствовал вдруг, что топчусь на месте. Как я ни стараются, мои ботинки скользили по металлической поверхности, словно я исполнял классический мимический этюд "Борьба с сильным ветром". Подозревая, в чем тут дело, я водрузил черный меч на полку – снова могу двигаться вперед. Ухватил белый меч – все повторилось снова. Каждый не желал находиться ближе чем на десять футов от другого… Ну, в какой-то степени логично – справедливость и месть вряд ли уживутся друг с другом. Надо выбирать! Может, тащить другой на веревке? Нет, глупая затея! Представляю, как он в самый неподходящий момент застревает, например, в дверных проемах или цепляется за кусты… Если уж выбирать меч – знаю какой!
Вернул меч Справедливости обратно на стену, забрал меч Мести и прицепил его к поясу – туда же, где висел пистолет. Обычно я стараюсь не пользоваться оружием со сплошной черной аурой; такие штуки дюжинами попадались мне здесь на улицах – оставлял их без внимания. Но этот случай чрезвычайный, а меч предлагает честную сделку: свою магию в обмен на пиршество душами. Просто надо внимательно следить, как бы он не начал охотиться за моей собственной душой. К тому же, по-честному, я не уверен, что моя миссия благородна и справедлива, но вот в том, что в основе ее