Полилло пожала плечами.
– Корайс всегда говорила, что вспыльчивость – худшая моя черта. Теперь, когда ее нет, мне приходится самой сдерживать себя. – Ее глаза затуманились. – Я зависела от нее во многом. Но я такая стерва. Не знаю, как она терпела меня. – Она зло вытерла слезу.
– Она любила тебя, Полилло, – сказала я. – Как и мы все. А что касается твоих недостатков, я лично считаю, что боги дали их тебе, чтобы компенсировать твои достоинства. Иначе бы ты была слишком уж совершенной.
Она фыркнула.
– Достоинства? Я большая и страшная. Какие уж тут достоинства!
Я была потрясена.
– Страшная? Полилло, нет на свете женщины, которая не позавидовала бы твоей красоте.
И это была правда. Как я уже говорила, Полилло была прекрасно сложена. Ни одна унция жира не портила ее совершенной фигуры. Ее ноги были грациозны, как у балерины, а лицо с огромными сияющими глазами так и просилось на полотно.
– По крайней мере, я не разбиваю зеркала по утрам, – проворчала она. – Но ты ведь не станешь спорить, что мои сила и размеры чудовищны.
– Тебе дарована сила героев, а не чудовищ, – возразила я. – И когда-нибудь, когда наше время останется далеко в прошлом, о тебе будут петь песни, дорогая. В легендах будут рассказывать о прекрасной женщине, обладавшей силой десяти рослых мужчин. Придется тебе с этим смириться. Ты войдешь в легенды.
Полилло хихикнула.
– Вместе со своим стервозным характером.
– Вместе с ним, – согласилась я.
Она отпила из бокала.
– Я и правда за свою жизнь отлупила нескольких негодяев, которых стоило отлупить.
– Без сомнения, – согласилась я.
– А начала со своего отца…
– Ты говорила мне, что он был негодяем, – сказала я, – но никогда не объясняла почему. Он ведь был владельцем постоялого двора, верно?
Полилло кивнула.
– Отчасти владельцем двора, отчасти кузнецом. Он был велик и силен, сукин сын. Если бы ты видела мою мать, ты бы поняла, что я не зря называю его так. У него был постоялый двор – страшная дыра, но на перекрестке нескольких дорог – и кузница, где он подковывал лошадей путешественников. И он пропивал все вырученные деньги, а мы ходили в синяках и носили лохмотья, пока я не выросла. Иногда мне кажется, что именно поэтому я и выросла такой большой. С тех пор как я себя помню, он нас лупил. Сломал руку моему старшему брату, а тот был – мухи не обидит, добрая душа. Мать всегда хромала, и лицо у нее было в синяках. Я так ненавидела его, что однажды огрела его кочергой, когда он лег спать. Мне было тогда шесть лет, и он страшно выдрал меня.
Больно было дьявольски, но я не кричала. Решила, что этого он от меня не дождется. Тогда я и решила, что вырасту большой и сильной, и он тогда побоится трогать кого-либо из нас. Я стала поднимать вещи, все, что было тяжелое. И стала бегать и бороться. Когда мне исполнилось десять, я могла поднять его наковальню. И я принялась ждать. Но прошло несколько недель, прежде чем он снова проявил свой характер. Я чуть не взбесилась от ожидания. Я уже начала бояться, что он решил исправиться. Я так ненавидела его, что молилась, чтобы этого не случилось. Вот как я хотела отомстить ему! Но мне был нужен повод.
– И ты получила его в конце концов? Полилло невесело улыбнулась.
– Разве собака пробежит мимо падали? Конечно, я его получила. Он напал на мать. А я остановила его. – Тут Полилло ударила кулаком по открытой ладони. Я моргнула от костедробительного звука удара. – Один удар. Свернула ему его уродливую челюсть. Зубы разлетелись во все стороны. Даже в суп попали. Потом я вытолкала его, а матери сказала, что отныне таверна принадлежит ей.
– Ты больше его не видела?
