– Никогда, – рассмеялась Полилло. – Как он мог оказаться у нас, когда все знали, что его десятилетняя дочь отлупила его? Вот она, мужская гордость! Если мужчина один раз ломается, то это навсегда.
– Как матрос, который сегодня намочил штаны? – спросила я.
Полилло нахмурилась.
– Нет, он не так уж плох. Я видела, как он работает – не отлынивает, как другие. И в бою дрался хорошо. Я просто застала его врасплох. Он не хотел оскорбить меня. Это у него просто вырвалось. Когда я смотрела на него сверху вниз, я сказала себе: «Полилло, старушка, сколько раз ты сама попадала в неприятности и открывала свой рот, когда его нужно было держать на замке?» А потом я подумала, что Корайс бы не понравилось, если бы я убила его. Вот я и не стала.
Она начала наполнять свой бокал, но потом резко остановилась, нахмурившись.
– Как ты думаешь, люди теперь подумают, что я стала мягкотелой?
– А тебя это волнует? – спросила я.
– Да нет, не особенно, – ответила она, немного подумав.
Когда Полилло поняла, что сказала, на ее лице появилась великолепная улыбка.
– Корайс гордилась бы мной, правда?
– Обязательно, дорогая, – сказала я.
И мы провели чудесную ночь, допивая ликер, смеясь и рассказывая небылицы, как когда- то давно, когда мы были молоды и наши надежды были ярки, как непроверенная сталь наших новеньких мечей.
Когда мы взяли курс на восток, я каждый день заставляла себя просыпаться затемно, чтобы видеть рассвет. От этого зрелища я никогда не уставала – когда розовые блики отражались в светлеющей воде. Гэмелен, как и все старики, вставал рано, поэтому он обычно присоединялся ко мне, и я описывала ему пейзаж, а он ловил рыбу.
– Когда я был мальчишкой, – сказал он однажды, – мне больше нравились закаты. Все разочарования прошедшего дня исчезали, и багровый свет солнца сулил много радостей завтра. Но когда я состарился, уходящее солнце… напоминает мне о… бренности, черт бы ее побрал! Теперь я уже не уверен, будет ли завтра. А на рассвете легче убедить себя, что до вечера-то ты дотянешь.
– Но вы же маг, – удивилась я. – Разве маги не чувствуют, когда придет смерть? Я думала, что, если Черный Искатель стоит рядом, маг чувствует это.
Гэмелен засмеялся.
– Единственным магом, который правильно предсказал свою смерть, был мой старый учитель. Каждый день он говорил нам, что мы, его тупоумные ученики, сведем его в могилу. И, представь себе, однажды это случилось. Ему было девяносто два.
– Вы его переживете, друг мой, – сказала я. – И лучше не разочаровывайте меня. Или я вас отругаю.
Вместо того чтобы вежливо рассмеяться моей неуклюжей шутке, Гэмелен внезапно серьезно взглянул на меня.
– Вчера мне приснилась пантера, – сказал он.
– Да?
– Ничего особенного. В моем сне она была в моей каюте и хотела выйти. Она волновалась – ходила взад-вперед. Но когда я подошел к двери – ведь я во сне зрячий – и попытался выпустить ее, я не мог отодвинуть засов. Я позвал на помощь, но никто не пришел.
– А потом?
– Это все, – сказал Гэмелен. – Я проснулся. – И он спросил: – А тебе снилась пантера, Рали?
– Мне вообще ничего не снится, – ответила я. – С тех пор как я увидел архонта и первый раз увидела пантеру.
– А обычно ты видишь сны?
– Всегда, – ответила я. – Даже если я не помню, о чем был сон, когда я просыпаюсь, я помню, что мне что-то снилось.
Гэмелен вздохнул.
– Это о чем-то говорит? – спросила я.
