натуры выказывала еще одну черту, унаследованную от Яноша. Я усмехнулся, вспомнив, как Серый Плащ, владевший многими языками, не раз говаривал, что лучший учебник по чужому языку находится в объятиях женщины, говорящей на нем.
— Сколько языков вы знаете? — как бы между прочим спросил я.
Она посмотрела на меня удивленно.
— Двадцать. Я говорю на них свободно. И достаточно хорошо еще на двадцати. А почему вы спросили, мой господин?
— Просто так, — сказал я, чувствуя легкое смущение. — Дело не в репутации Яноша, — продолжил я. — Но когда мы вместе находились в Ирайе, то, как иностранцы, держались подальше от дочерей высокородных господ. Янош, естественно, заглядывал в злачные места. И там он, конечно, участвовал в оргиях. Впрочем, вашу прабабушку я нисколько и ни в чем не осуждаю. Джанела пожала плечами.
— Сендора была молода, — сказала она. — Ей было не больше шестнадцати. Когда она увидела Яноша при дворе Домаса, то влюбилась без памяти — что вполне естественно в таком возрасте. Однако, как вы справедливо заметили, им бы не удалось довести это дело до нормальных брачных отношений. Но она была решительной девушкой. Она подкупила одну куртизанку, чтобы та отвела ее в то место, где совершались такие оргии, которые посещал Янош. И она выказала в отношениях с ним такую страсть, что их роман тянулся достаточно долго. А если бы он знал правду о ее происхождении, то они бы мгновенно расстались, но он, к сожалению, вскоре умер.
— Итак, Сендора забеременела, — сказал я. — И должен был бы разразиться грандиозный скандал.
— Когда семья наконец узнала о том, что она в положении, — сказала Джанела, — и о том, что всему причиной чужестранец, да еще и скоропостижно умерший, — они предприняли стремительные действия. Они нашли возможность и отправили прабабушку в храм Девственниц.
Я знал об этом храме. В нем несколько раз в году непорочные девицы из наиболее набожных семейств Ирайи предлагали свою девственность богам. И должны были отдаваться любому мужчине, оказавшемуся там в ту ночь. Считалось, что в тело этого мужчины вселялся бог и принимал от девы дар целомудрия.
— Другими словами, — сказал я, — ребенок был объявлен зачатым от бога.
Джанела фыркнула.
— Учитывая тщеславие моей прабабушки, — сказала она, — в этом заявлении звучала почти что истина. — Она отпила бренди, лукаво улыбаясь одними глазами. — Я слышала, что в ту ночь, когда Сендора отдавалась в храме, там оказался какой-то на редкость уродливый бродяга. Он был столь потрясен оказавшейся в его объятиях великолепной чистой плотью, что на следующий день покончил с собой, понимая, что больше в его жизни не произойдет ничего столь же чудесного.
— Но даже если ваша семья и пустилась на столь экстренные меры, чтобы избежать скандала, — сказал я, — скептики все равно должны были оставаться при своем. И неизбежно пошли бы пересуды.
— Именно поэтому ее выдали замуж за землевладельца, жившего в своей деревне, — сказала Джанела. — Там родилась моя бабушка и потом тоже вышла замуж за помещика и произвела на свет мою матушку. Ни одной из женщин, рождавшихся в этих браках, не позволялось покидать деревню, чтобы не раскрылся старый фамильный секрет.
— Но
— Я не та женщина, которую можно удержать в кандалах, — сказала она. — За это семья отреклась от меня, как и я от них. Я, по праву рождения, взяла фамилию моего прадедушки и вот уже десять лет занимаюсь тем, что пытаюсь претворить в жизнь его мечту.
— Но если семья отказалась от вас, — сказал я, — как же вы живете?
— У меня есть собственные деньги, — сказала она. — Моя прабабушка знала не только науку страсти. И она понимала, что если всю жизнь следовать правилам, которые диктуют родственники, то останешься беспомощным. И всю жизнь она откладывала сбережения в надежде, что ее дочери понадобится независимость. К этим сбережениям добавляли деньги и бабушка, и моя мать. Так что если я и не так богата, как вы, мой господин, то достаточно состоятельна.
— А ваша мать тоже отказалась от вас? — спросил я.
