самозащита.
Дикстар опять зашагал по помосту, уткнув подбородок в грудь. Вдруг он резко повернулся и вперил взгляд в Торна.
– Мы объявляем тебя невиновным и освобождаем от всяческой ответственности по всем трем пунктам! - торжественно объявил он. - И как возмещение за те бесчестья, которые тебе довелось испытать, мы даем тебе чин йена и назначаем ночным телохранителем нашей дочери Нэвы.
Он повернулся к йену тюремной стражи.
– Тебя, мой достойный Ков-Лутас, мы тоже решили почтить своим вниманием. Отныне ты станешь дневным телохранителем нашей дочери.
Ков-Лутас побелел так, словно услышал свой смертный приговор. Однако, несмотря на испуг, он сумел сохранить невозмутимое выражение лица.
– Я бесконечно благодарен нашему дикстару за то, что он решил оказать мне такую честь, - сказал Ков-Лутас.
Иринц-Тел поманил к себе Торна и отдал ему медальон.
– Возьми эту реликвию твоего древнего рода и носи ее с честью. Мы сожалеем, что не можем вернуть тебе и титул, но при нынешнем общественном устройстве радов больше нет. Не можем мы и сделать тебя своим наместником, ибо, как только стало известно о твоей предполагаемой смерти, мы немедленно назначили Сель-хана представлять нас в Таккоре, так как он знает наши желания и занимает высокое место в наших советах.
– Дикстар немыслимо щедр, - пробормотал Торн.
Иринц-Тел подозвал офицера, дежурившего у дверей:
– Дир-Хазеф! Проведи этих двоих в офицерские казармы и проследи, чтобы им выдали все, что полагается дворцовым йенам. По дороге пусть поглядят, какая участь ждет тех, кто нарушает присягу, и еще покажи им «зал голов». Пусть из арсенала принесут меч и дагу с таккорской змеей для одного из них - у него нет оружия, и он имеет право носить таккорский герб.
Торн и Ков-Лутас отсалютовали, и Дир-Хазеф провел их на небольшой балкон, выходивший во внутренний двор. В центре двора стоял офицер. Дир-Хазеф подал ему знак, и тот, в свою очередь, махнул кому-то, кто стоял в ближайшей арке. Миг спустя оттуда вышли два солдата, они гнали перед собой двоих молодых офицеров со связанными за спиной руками. За солдатами шагал рослый человек с длинным прямым мечом в руке, за ним шел мальчик с корзиной.
Двоих узников вынудили встать на колени посреди двора. Затем верзила с мечом подошел к ним сзади. Его меч дважды сверкнул в лучах солнца, и с каждым ударом отрубленная голова катилась на плиты двора, а мальчик с корзиной подбирал ее.
– Эти двое, - сказал Дир-Хазеф, - были телохранителями Нэвы, дочери дикстара. Они проявили много вкуса, но мало благоразумия, когда влюбились в нее и искали ее милости. - Он повернулся и распахнул дверь. - Входите.
Торн вошел первым, за ним - Ков-Лутас и их проводник.
– Это, - сказал Дир-Хазеф, - «зал голов», памятник правосудию дикстара и предостережение тем, кто захочет предать его.
Они очутились в узком длинном зале, вдоль стен которого до самого потолка тянулись полки. На полках рядами стояли хрустальные сосуды, наполненные прозрачной жидкостью, и в каждом сосуде плавала отрубленная человеческая голова. Там были тысячи голов - юношей и стариков, мужчин, даже женщин и детей.
Торн с содроганием отвел глаза от этой жуткой выставки и, повернувшись, увидел, что Ков-Лутас уже направляется к выходу.
Заперев дверь, Дир-Хазеф провел их по коридору - дальше в зал, где покачивались, сидя в висячих креслах, офицеры. Кто потягивал пульчо и болтал, кто играл в гапун, катая гравированные золотые и серебряные шарики по доске с пронумерованными углублениями, - попавший в лунку с самым большим номером выигрывал все шарики, задействованные в игре. Хотя Торн прежде не видел марсианских денег, он догадался, что это и есть местное средство платежа.
В этот своеобразный офицерский клуб выходили двери множества комнат, и Дир-Хазеф провел новичков в одну из них.
