момент объяснить приятелям, что унижать человека подло, а унижать ребят при девушках подло вдвойне. Естественно, в этом случае ты рисковал бы многим: возможно, немедленной расправой, возможно, местью в будущем.
На это ты, как видим, не решился.
Не решился ты и подписаться.
А ведь тебе ровным счетом ничего не угрожало: с твоим письмом милиции делать нечего. Единственный проступок описан туманно, свидетели неизвестны, доказать ничего нельзя.
Я это веду вовсе не к распространенному утверждению, что ты только кажешься храбрым, а на самом деле трусоват. Ты такой же, как большинство людей: в знакомых ситуациях решителен, в незнакомых — осторожен. Гордиться тут особенно нечем, но и позора нет.
А вот другого постыдиться стоит.
Почему вы с приятелями решили сделать откровенную подлость совсем незнакомым ребятам? Наверное, потому, что те говорили о Чайковском — других?то причин не было. Они любят классическую музыку, а ты — нет. Им есть о чем говорить с девушками в вечерней электричке, а тебе — нет.
Вот и возникла жестокая потребность доказать, что их культура не важнее твоего кулака. Доказать им, доказать девушкам, доказать самим себе.
Доказал? Увы, такие способы утверждать свое достоинство еще никогда никому не помогали. Более того, никогда не проходили даром.
Умного, культурного, интересного человека можно не только унизить, можно и убить. Но убийца ни умнее, ни культурнее, ни интереснее от этого не станет.
Дантес, застреливший гения, гением не стал — так и доживал ничтожеством. В жизни его после дуэли прибавилось только одно — брезгливое отношение окружающих.
Наверно, римские инквизиторы радовались, заставив великого Галилея отречься от истины, — приятно поставить на колени крупнейшего ученого эпохи. Но человеческое презрение пало не на него, а на них.
Со вкусом описанная тобой история в электричке не имеет прямого отношения ни к подворотням, ни к гитарам, ни к длинным волосам. Она имеет отношение к хулиганству.
Видимо, ты этого не сознаешь. Но, к сожалению, это так.
Не знаю, в чем конкретно выражался «урок джентльменства», да это и неважно. Ведь самое отвратительное в хулиганстве не пьянка, не мат и не битье витрин.
Самое отвратительное — унижение человека. А какие средства при этом применяются — кулак, нож или просто угроза, вопрос технический. Хулиганство — своего рода бытовой фашизм. Не случайно фашизм политический так тесно переплетался с фашизмом бытовым, так рьяно изучал и осваивал его методы. Главари гитлеровских штурмовых отрядов не только охотно вовлекали в свои ряды «героев» улицы и рынка, но и идейных «мальчиков» из пристойных семейств непременно пропускали сквозь школу организованного хулиганства.
Уличные драки, погромы, избиение и травля политических противников — во всех этих мероприятиях юные подонки учились унижать и, что не менее важно, унижаться, пресмыкаться перед любым вышестоящим, безропотно сносить брань, даже побои. Втаптывая в грязь беззащитных людей, приучались с головой окунаться в грязь по первому слову вожака.
Параллель страшноватая, я прекрасно это понимаю, но просто хочу, чтобы ты, входя в воду, знал, куда течет река.
Ты пишешь, «мы можем постоять за себя». Допустим, вы — можете. Ну а ты, лично ты? Можешь ли ты, например, постоять за себя против собственной компании?
Правила компаний, подобных твоей, жестоки. Может, в борьбе с ними стоит увеличить дозу жестокости? Кстати, многие читатели именно это и предлагают.
Мало того, некоторые твои, как бы это выразиться, коллеги, что ли, тоже обижаются на окружающих: почему, мол, им не всыпали вовремя. Дескать, получи они отпор в первый же раз, не пошли бы по скользкой тропочке.
В самом деле, хулиган в средствах неразборчив. Может, и обществу стоит стать немного неразборчивее в средствах? Ведь если хулигана побить, ему это скорее всего не понравится. А если основательно «поучить его джентльменству» раз пять– шесть, он, пожалуй, и вообще сменит хобби. Ведь нарушителей спокойствия не так уж много, сила не на их стороне. На заводах и в институтах полно крепких ребят, так что практически проблема «жесткого» воспитания вполне разрешима.
Я лично согласен с теми, кто против этого пути резко и категорически. Ведь все может быть, а вдруг крепким ребятам, занимающимся «жестким» воспитанием, придется по душе не только его результат, но и сам, так сказать, процесс? В этом случае
