Когда лет шесть назад на улицах наших городов появились парни и девушки в рваных джинсах, застиранных маечках, часто босые, я, признаться, изрядно обрадовался. Международники уличали их в подражании западным «хиппи», сатирики изощрялись в карикатурах. А мне просто нравились эти ребята, свободные от власти вещей, откровенно плевавшие на тряпочный престиж.
Потом начались огорчения.
Выяснилось, во–первых, что рваные джинсы приобрести куда трудней, чем целые брюки. Ибо нужны лишь американские, какой?то там фирмы, которые, вытираясь от носки, становятся еще элегантнее. Причем вытираются чересчур долго, и, чтобы ускорить этот процесс, надо много толченого кирпича. А во–вторых, оказалось, что именно изысканное рванье как раз и было особо престижным в тот период времени…
Однако самое обидное другое. Дело в том, что даже ребята, искренне ненавидевшие культ вещей и носившие рванье не во имя моды, а во имя идеи, все равно не были свободны от вещей. Они были против вещей и тем самым невольно строили свою жизнь применительно к вещам. Один обязательно надевает в гости парадный костюм, другой ни за что не наденет в гости парадный костюм, но у обоих отправной точкой поведения является парадный костюм.
Итак: за вещи — плохо. Против вещей — увы, дела не меняет.
Так где же выход?
К счастью, нам вовсе не обязательно выбирать из этих двух вариантов. Есть и третий: жить мимо вещей.
Ведь к вещи можно относиться не как к символу, не как к знаку престижа, а просто как к вещи. То есть уважать стул за то, что на нем сидят, а шубу за то, что греет.
Как одевались Лермонтов и Лобачевский? Из каких чашек, или стаканов, или кружек пил чай Желябов? Какую мебель предпочитала Пашенная? Что за телевизор был у Макара Посмитного — и был ли вообще?
Вот вопросы, которые нас, право же, совершенно не волнуют. Тем более не волновали их. Ибо престиж вещи ничтожно мал и практически не виден рядом с престижем личности.
Мне могут возразить: великим легко — у них огромный престиж имени!
Но солнечный луч величия коснулся Лермонтова лишь незадолго до гибели, Желябова — на эшафоте, Лобачевского, Пашенной, Посмитного — в возрасте отнюдь не молодом. Большую часть жизни престижа имени у них не было, но личность была.
Я убежден, не стань Гагарин космонавтом, он все равно был бы уважаем и любим большинством близко столкнувшихся с ним людей. Ведь не всемирная слава дала ему детское самолюбие и мужскую порядочность, свободную, находчивую, остроумную речь, поразительную естественность: он оставался самим собой и с главами государств, и с таксистами на Казанском вокзале, каждому заговорившему с ним, хоть министру, хоть школьнику, одинаково светила его неповторимая улыбка.
Кстати, личность и знаменитость — вовсе не синонимы. Порой всем известный человек престижем личности вовсе не обладает — его уважают не благодаря, а вопреки характеру. И наоборот, среди людей, ничем особым не прославленных… Впрочем, пример лучше формулировки.
У меня есть друг — не поэт, не академик, не космонавт. Просто автомеханик. Правда, отличный автомеханик. Из тех мастеров, что в случае крайней надобности с помощью набора слесарных инструментов сможет смастерить не только велосипед, но и пресловутый «мерседес–бенц». Ему сорок с небольшим, женат, сын в армии. Зарабатывает в пределах двухсот, хотя при желании… Но нет желания! Ибо — зачем? Что добавит ему существенного лишняя сотня?
Обут. Одет. Спит не на полу. Заглянет товарищ — есть чем встретить.
Из вещей любит лишь некоторые. Например, хорошие лезвия для безопасной бритвы — электрических не признает. И страшно, фанатично любит машины.
Любит импортные, новых марок — готов часами копаться, пока не поймет, что к чему. Впрочем, «часами» — штамп, в данном случае излишний: обычно понимает быстрее. Любит старые, ржавые, рассыпающиеся колымаги — вот тут уж часами не обойдешься, тут дни уходят, прежде чем поставит на ноги какой?нибудь полумертвый «Москвичок». Своей машины не имеет — зачем? До работы — десять минут пешком. Тем более что и без собственной машин у него по горло. И не только на службе. Он чинит машины друзьям, знакомым, соседям и просто первому встречному, горестно стоящему у обочины.
Подумали о деньгах? Напрасно. Зачем лишний червонец богатому человеку?
А мой друг богат, сказочно богат. Просто не знаю человека, который был бы богаче друзьями. Не «нужными людьми», а именно друзьями, каждый из которых — доктор наук или сварщик с четырьмя классами — по первому звонку встает рядом. Это не
