увенчанных по чьему-то архитектурному капризу маленькими минаретами и украшенных бисерными занавесками - неуклюжий реверанс далеким мечетям и сералям кровавого ислама. Как бы то ни было, этот архитектурный парадокс придавал Бельвью-авеню особое очарование. Улица уже вступила в период своего упадка, но это был пышный закат, в садах обильно цвели розы, и в верхушках деревьев распевали зяблики. Кое-где в садах еще сгребали листья. Сэтон вырос на точно такой же улице и был рад неожиданно набрести на осколок своего прошлого. Глядя на красный отсвет заходящего солнца, пылающий в конце переулка, Сэтон почувствовал, что у него заныло под ложечкой, как от внезапного голода. Но это был скорее не голод, а жажда - жажда достойной и прекрасной жизни!
Дверь у мисс Деминг открывалась прямо на улицу, без крыльца, и насколько Сэтон мог разобрать при меркнущем свете, краска на ее доме облупилась еще больше, чем на соседних домах. Над дверью висела табличка: "Стучите и входите". Сэтон очутился в небольшой прихожей; в одном углу стояла деревянная вешалка, в другом начиналась лестница на второй этаж. В открытую дверь Сэтон увидел человека, склонившегося над клавишами. Он был примерно того же возраста, что и Сэтон. "Вы пришли раньше времени! крикнула мисс Деминг. - Посидите, пожалуйста, в прихожей".
Усталость от жизни и безнадежное смирение перед нею, которые слышались Сэтону в ее голосе, словно предупреждали о том, что его здесь ожидает тягостная и неприятная процедура. Он сел на деревянную скамью под вешалкой. Сидеть было неловко, у него вспотели ладони, и он чувствовал себя слишком большим и неуклюжим для этого маленького домика, для скамьи, на которой сидел, для всей ситуации, в которой вдруг очутился. Как таинственна и непонятна его жизнь, подумал он; жена его запрятала куда-то все свое обаяние, а он почему-то сидит в тесной прихожей и готовится изучать искусство игры на фортепьяно! Ему вдруг стало так не по себе, что он даже подумал о побеге. Выйти на Бельвью-авеню, пройти к машине и больше никогда не возвращаться. Вот и все. Но вспомнив свой дом, он остался на месте. Ему пришло в голову, что ожидание - всего лишь одно из проявлений вечности. Ожидание в приемных врачей и дантистов, ожидание поездов и самолетов, ожидание у телефонных будок, ожидание за ресторанным столиком... Лучшую часть своей жизни он потратил на ожидание, и теперь, решившись брать уроки музыки, он, быть может, выбрасывает на ветер те немногие сколько-нибудь яркие годы, которые ему суждено прожить. Он снова подумал о побеге, но в эту минуту урок пришел к концу. "Вы мало занимаетесь дома, - послышался ворчливый голос мисс Деминг. - Надо заниматься по часу, каждый день без исключения. А так вы просто напрасно отнимаете у меня время". Ленивый ученик прошел мимо Сэтона с поднятым воротником, и Сэтон не мог разглядеть его лица.
- Следующий, - сказала мисс Деминг.
В комнате, в которой стояло пианино, было еще теснее, чем в прихожей. Мисс Деминг на него едва взглянула. Это была маленькая женщина. Ее перемежающиеся седыми прядями темно-русые волосы были заплетены в косички и уложены жидким венчиком вокруг головы. Она сидела на резиновой подушке, сложив руки на коленях, и время от времени брезгливо морщила губы. Сэтон плюхнулся на табуретку.
- Я никогда не учился играть на рояле, - сказал он, - я немного занимался на кларнете. Когда я учился в старших классах, я брал кларнет напрокат и...
- А теперь мы все это забудем, - прервала она и, ткнув пальцем в среднее "до", попросила его проиграть гамму... Время от времени она ударяла его карандашом по руке, а иногда своей рукой поправляла ему пальцы. Вся ее жизнь представилась Сэтону в виде кошмарной цепи чужих рук - чистых рук и грязных, волосатых и гладких, энергичных и вялых, и он подумал, что, верно, оттого у нее и не сходит с лица брезгливая гримаска. В середине урока он бросил обе свои руки на колени. Его малодушие только рассердило ее, и она снова поставила его руки на клавиатуру. Ему хотелось курить, но над фортепьяно висела табличка, на которой крупными буквами курить запрещалось. К концу урока у него взмокла рубашка.
- Потрудитесь в следующий раз разменять деньги заранее, - сказала мисс Деминг. - Положите их в вазочку на столе. Следующий!
Сэтон столкнулся в дверях со следующим учеником, но незнакомец отвернул свое лицо.
Как только кончилось истязание, Сэтон почувствовал прилив счастья, и, выходя в темноту Бельвью-авеню, он предался нелепым и блаженным грезам, в которых увидел себя в новом качестве - пианиста. Он подумал, что Джек, должно быть, именно эти простые радости и имел в виду, когда порекомендовал ему обратиться к мисс Деминг. Когда он вернулся домой, дети уже спали, и он тотчас сел за рояль. Мисс Деминг дала ему этюд для двух рук с незатейливой мелодией, которую он разыгрывал снова и снова в течение часа. Он разучивал свой этюд каждый день, не исключая воскресенья, и, отправляясь на второй урок, простодушно рассчитывал, что в награду за его успехи учительница даст ему новое, более сложное задание. Но она раскритиковала его аппликатуру и фразировку и велела продолжать работать над этюдом и следующую неделю. Он не сомневался, что на третьем уроке ему дадут новую пьесу. Однако он и на этот раз вернулся домой все с тем же упражнением.
