хочешь спать. Ты поняла?
Ее страх вернулся.
– Зачем я должна так делать, Мастер?
– Потому что я должен подумать, как ты можешь стать ученой.
В конце концов, что бы она там ни читала, она все равно не может знать, что в действительности означает слово «ученый». Следовательно, нужно узнать, что она думает об ученом.
Очень осторожно и бесконечно деликатно он зондировал ее мозг. Он по-настоящему и не прикасался к нему – так человек кладет руку на полированный металл, не оставляя отпечатков пальцев.
Для нее ученый был человеком, всегда читающим книги. Она не имела ни малейшего представления, для чего человек их читает, для нее самой быть ученым – это делать знакомую ей работу: прислуживать, стряпать, выполнять приказания, но на почве университета, где книги доступны, можно иметь время для их чтения и – очень неопределенно – стать «ученой». Иначе говоря, она хотела быть служанкой – его служанкой.
Джиндибел нахмурился. Служанка-хэмиш, некрасивая, неграциозная, невоспитанная, едва грамотная – немыслимо!
Он должен отвлечь ее. Каким-то способом удалить желания, заставить ее согласиться стать фермершей, способом, не оставляющим следов, способом, с которым согласилась бы даже Деларме.
А не подослала ли ее Деларме? Может, это сложный план соблазнить его на вмешательство, чтобы поймать его на этом и потом обвинить?
Нет, вздор! Ему и в самом деле угрожает паранойя. Где-то в одном усике ее мозга струйка ментального потока нуждалась в отклонении. Нужен лишь крошечный толчок.
Правда, это против буквы закона, но вреда не принесет, и никто не заметит.
Он сделал паузу.
Дальше. Дальше. Дальше.
Черт возьми, он почти упустил это!
Неужели он, Джиндибел, жертва иллюзии?
Нет! Когда он сосредоточил свое внимание, он ясно увидел. Тончайший усик был в беспорядке – аномальное состояние. Но он был такой слабый, такой свободно разветвляющийся.
Джиндибел вышел из ее мозга и сказал:
– Нови.
Ее глаза сфокусировались.
