закрытым? – спросила Стефани, улыбаясь вопреки мыслям о том, что смеяться над такими вещами ужасно; какое-то чудовище вызывало в ее мозгу одну за другой карикатурные картинки на тему смерти и похорон.
– Да, именно так, – согласился Винс, улыбаясь. И Дэйв улыбался. Значит, если она ненормальная, то, по крайней мере, не одна она такая. Слава богу. – Думаю, это было бы похоже на труп, страдающий от зубной боли.
Все трое засмеялись. И Стефани поняла, что любит этих старых чертей.
– Можно и поерничать над старухой с косой, – сказал Винс, схватив с перил стакан с колой. Глотнул и поставил его на место. – Особенно в моем возрасте. Я чувствую эту шельму за каждой дверью, а когда выключаю свет, слышу ее дыхание рядом на подушке, где раньше спали мои жены, храни господь их обеих.
– Да, надо смеяться над смертью.
– В общем, Стеффи, я сделал фотографии головы – «сонные снимки» – и они получились именно такими, как мы их только что описали. На самой удачной парень выглядел так, словно напился в стельку и уснул, или был в коме. Ее-то мы и напечатали в газете, неделю спустя. Она также появилась в «Бангор Дейли Ньюс», а еще в газетах Элсуорта и Портланда. Ничего хорошего, конечно, из этого не вышло, снимки только пугали тех, кто узнал этого парня. Но в итоге оказалось, что от этого была кое-какая польза.
Между тем, поскольку Каткарт вернулся к своим делам, а два балбеса из Августы уехали туда, откуда прибыли, то никто не запрещал мне отираться поблизости; Каткарт разрешил мне присутствовать при вскрытии с тем условии, что никто об этом не узнает. Я дал чесслово, что никому не скажу, и, конечно, сдержал свое обещание.
Работая сверху вниз, он первым делом обнаружил мясную затычку, которую в горле мертвеца первым увидел доктор Робинсон. «Это причина смерти, Винс», – сказал он, и церебральный эмболизм (о котором он узнал намного позже, чем я вернулся на пароме на Лосиный остров) не повлиял на его решение. Он утверждал, что если бы рядом с парнем был кто-нибудь, способный применить прием Хеймлича , или если бы пострадавший смог сделать это сам, то не оказался на металлическом столе с вывороченными наружу внутренностями.
И вот перед нами содержимое желудка №1, под которым я подразумеваю то, что находилось в его верхней части, ночной ланч, которого едва коснулось пищеварение, прежде чем человек умер и в нем все остановилось. Только мясо. Он успел откусить шесть или семь раз, хорошо пережевывая пищу. Каткарт оценил вес в четыре унции.
Затем появилось содержимое желудка №2. Я говорю об ужине того человека. Эта масса была довольно сильно – ну, мне не хотелось бы вдаваться в подробности; скажем так, что пищеварительный процесс прошел много стадий, поэтому без подробного анализа Каткарт мог сказать только то, что парень ел рыбу, возможно с салатом, и картофельный гарнир приблизительно за шесть или семь часов до смерти.
«Я не Шерлок Холмс, – сказал я тогда, – но я могу вам помочь».
«Неужели?» – недоверчиво спросил он.
«Ага, – ответил я. – Думаю, он ужинал у Керли или „На пристани у Яна» на этом берегу, либо у Янко на Лосином острове».
«Почему именно там? В радиусе двадцати миль, должно быть, полсотни ресторанов, где подают рыбные блюда, даже в апреле, – удивился он. – Почему не в „Серой чайке», например?»
«Потому что в „Серой чайке» не опустятся до того, чтобы подавать рыбу с картошкой, – ответил я, – а ведь именно этим парень поужинал».
– Вот так, Стеффи. Я продержался почти до конца вскрытия, но вдруг мне стало нехорошо. «Во всех трех заведениях подают рыбу и картошку, сказал я. – А запах уксуса я почувствовал, как только ты вскрыл ему желудок». После этих слов мне пришлось бежать в маленькую уборную, где меня стошнило.
Но я оказался прав. Сделав копии «сонных снимков», я тем же вечером обошел все заведения, где каждый день подавали рыбу с картошкой.
У Янко этого парня никто не узнал, но официантка «На пристани у Яна» сразу его вспомнила. Она сказала, что подала ему порцию рыбы с картофелем и колу, или диетическую колу, она не помнила, какую именно, и это произошло вечером, в последний день его жизни. Он взял заказ, сел за один из столиков и съел все, глядя на воду. Я спросил, говорил ли тот посетитель что- нибудь, и она ответила, что, кажется, нет, только «пожалуйста» и «спасибо». Я спросил, не видела ли она, куда он пошел, когда поел – ужинал он около половины шестого – и она ответила «нет».
Он взглянул на Стефани.
– Думаю, скорее всего, он направился на городскую пристань, чтобы попасть на шестичасовой паром до Лосиного острова. Время, по крайней мере, для этого подходящее.
