Я надеваю шлем и выбегаю на поле. Мы бежим мимо чирлидерш и студентов. Ревет музыка, когда нас объявляют на поле. Родители и болельщики, громко крича, стоят на трибунах.
Мы с Мейсоном отходим в сторону и разминаемся, всегда вместе. У нас есть традиция, и мы не собираемся сейчас ее нарушать.
Звучит свисток, и я занимаю центральную позицию, Мейсон — слева от меня. Эта игра для него. Ему нужно всего сто ярдов, чтобы побить рекорд штата по пробегу, а я хочу убедиться, что сегодня вечером это произойдет. Наша первая игра с передачей мяча ему, и он разбивает блокирующего полузащитника с победой в тридцать ярдов.
Мы повторяем эту комбинацию снова и снова, пока его отец не поднимает табличку с цифрой 100. Я передаю Мейсону мяч и наблюдаю за тем, как он бежит к своему отцу. Они обнимаются, а болельщики сходят с ума. Мейсон Пауэлл только что установил небывалый ведущий рекорд штата по пробегу — девять тысяч пятьсот два.
Я помню эту игру, как будто она была только вчера, а эти стены лишь усиливают воспоминания. Я практически чувствую запах ларька по продаже хот-догов и поп-корна. Я слышу возгласы и ощущаю вибрацию от топота ног на трибунах.
Я все еще помню лицо мистера Пауэлла, когда Мейсон побивает тот рекорд. Как бы мне хотелось, чтобы мой отец так смотрел на меня.
Я повсюду вижу нас. Четыре титула штата мы выиграли в футболе и два в бейсболе. С самодовольной улыбкой, держа свою самую ценную награду, на меня смотрит Ник Эшфорд. Он хотел быть мной. Приехав в Бомонт, он всюду следовал за мной. Он все время тусовался с нами, будто наш друг на всю жизнь, а ему нужна была только моя девушка.
Кроме Мейсона я не знаю, что произошло с моими остальными одноклассниками. Я не поддерживал с ними связь, потому что мне нечего было сказать и не хотелось слышать, какой я неудачник из-за того, что бросил колледж. Мне пришлось сделать самый лучший для себя выбор, и я его сделал, несмотря на то, что причинил боль всем, кого любил, особенно ей.
Когда появляется группа молодых ребят, я ныряю в уборную. Я не жду, что им известно обо мне, но их учителя могут знать, а мне не хочется раздавать автографы или позировать для фото. Мне просто хочется быть собой, даже если и недолго.
Я выхожу из туалета, у раковины стоит мальчишка, держа руки под водой . Я смотрю на него сквозь зеркало. Он плачет, хотя и пытается смыть слезы, плеская водой в лицо.
Кажется, он мелкий, и у него волосы немного длиннее, чем у обычных ребят его возраста. Наверно, его запугивают, а он здесь прячется. Ненавижу задир. Мы с Мейсоном никогда не поддерживали в школе какие-либо издевательства. Мы сами в этом удостоверились.
— Ты в порядке, приятель? — вопреки своему здравому смыслу спрашиваю я. Мне не хочется знать ответ, потому что не хочу стычки, но я не могу равнодушно смотреть на плачущих детей.
Он кивает и закрывает лицо.
— Я не должен разговаривать с незнакомцами, — говорит он. Умный мальчик.
— Ты прав. Я просто хочу убедиться, что тебе не нужно позвать учителя или еще кого-нибудь.
— Не нужно, я в порядке.
— Молодец. — Я мою руки, поглядывая на паренька в зеркало. Он следит за каждым моим движением, разглядывает мои татуировки на руках, возможно, размышляет, собираюсь ли я теперь его похитить, когда он заговорил с незнакомцем.
— Эй, мистер, а я вас знаю.
Не подавая виду, я вытираю руки бумажным полотенцем.
— Правда? — говорю я, не встречаясь с ним глазами.
— Да, это вы целовались с моей мамой на видео, которое я смотрел.
Я вспоминаю свои многочисленные музыкальные ролики, но не помню, чтобы кого-то целовал.
— Ты видел его по телевизору? — спрашиваю я.
— Нет, вы были в футбольной форме.
Я замираю. Только один раз я целовал девушку, будучи в футбольной форме. Я смотрю на мальчика, теперь по-настоящему рассматриваю его. Темные волосы, удлиненный подбородок, пронзительные голубые глаза. Этого не может быть.
Ни за что, черт возьми.
— Да, а кто твоя мама? — спрашиваю я в попытке развеять сомнения.
— Джози Престон.
— Неужели? — спрашиваю я, с трудом выговаривая слова.
Он кивает и улыбается настоящей широкой улыбкой, показывая отсутствующий передний зуб.
— А вы много целовались с моей мамой?
Что мне сказать этому мальчику? Ясно одно — я не могу сказать ему правду, особенно не зная того, что происходит.
— Да, твоя мама была настоящей красавицей. Уверен, она и сейчас такая.
Он согласно кивает. Я тоже считал свою маму самой красивой, пока больше не смог смотреть на нее и наблюдать за ее движениями, как у робота.
— Мне пора. Увидимся, — говорит он. Не давая мне возможности ответить, парнишка выходит за дверь.
Я выбегаю из туалета и музея так быстро, как только могу. Когда я проходил мимо, мальчик попытался со мной заговорить, но я его проигнорировал. Мне нужны ответы, и, независимо от того, готов я или нет, она мне их даст.
Доезжая до Главной Улицы, мне приходится замедлиться. Нельзя допустить чьих-то подозрений или риска того, что меня остановят. Я паркуюсь напротив ее магазина и с минуту смотрю на дверь. Я узнал о цветочном магазине несколько лет назад. Когда приближались наши годовщины или я тосковал по дому, то искал ее в интернете, как безумный преследователь, а потом выяснил, чем она занимается, но нигде ничего не говорилось о ребенке.
Я езжу по кругу, ожидая закрытия магазина, пока не темнеет. Не хочу, чтобы были свидетели. Я подъезжаю именно тогда, когда она выходит из магазина с невысокой рыжеволосой девушкой. Они обнимаются на прощание, а потом она смотрит на меня. Черты ее лица мягкие, и она не напугана незнакомцем на мотоцикле, одетом во все черное. Она даже не знает, кто я, и просто пытается быть дружелюбной.
Я вижу, что она снова заходит в магазин, но у меня нет плана игры. Она переворачивает табличку «Открыто» на «Закрыто». Если я собираюсь с ней поговорить, то нужно это сделать до того, как она закроет дверь. Оставив шлем на голове, я открываю дверь, колокольчики сообщают о моем присутствии.
— Мы закрываемся, — откуда-то из магазина доносится ее голос. Я не вижу ее саму, но чувствую ее в помещении.
Я снимаю шлем и стягиваю перчатки, кладя их на прилавок. Выходя из-за угла, она меня не видит.
— Сколько ему лет, Джоджо?
Глава 6
Джози
Мои руки взлетают ко рту в тщетной попытке удержать вырвавшийся вздох. Ваза, которую я держу в руках, разбивается об пол, вода обливает ботинки, носки и джинсы. Я обхожу разбитое стекло и сломанные цветы, чтобы лучше рассмотреть его. Я закрываю глаза, прежде чем снова посмотреть на мужчину, стоящего у моего прилавка.
Это он.
Я ощущаю его, чувствую, как он движется по моей коже, будто никогда и не уходил. Я открываю глаза, он смотрит на меня. Я напоминаю себе, что должна быть сильной. Здесь командую я.
— Что ты здесь делаешь? — едва пищу я. Мой голос охрип, будто я орала часами. Он не сильный и решительный. Это не тот властный голос, который я тысячу раз до сего момента вырабатывала перед зеркалом.
Лиам движется ко мне. Я отступаю назад и выставляю руку. Я не хочу, чтобы он приближался ко мне. Он удрученно засовывает руки в карманы и опускает взгляд. Я не хочу смотреть на него, но не могу удержаться. Прошло десять лет, и он так сильно изменился, хотя на меня смотрит точно так же.
— ДжоДжо.
— Не называй меня так, — выпаливаю я.
— Почему нет? Это же твое имя.
Я качаю головой, прикусывая изнутри щеку. Я знаю, почему он здесь, и хочу за это ненавидеть Мейсона. Мне хочется пинать, кричать и бить его за то, что он сделал со мной... с нами. Все было хорошо, а сейчас — нет.
Он ухмыляется и встряхивает головой, отступая назад и прислоняясь к прилавку. Я отрываю от него взгляд, когда он закусывает нижнюю губу, откашливаюсь и отхожу от разбитого стекла.
