одеянием, если носить его ради торжества добродетели, и под матерчатой кепкой может биться благородное сердце. Не исключено, что они отличные ребята, если узнать их получше.
- Я предпочел бы их вовсе не знать, сэр. Именно они впоследствии стали кидать яйца, картофель, помидоры и репу.
Тут он был, пожалуй, прав.
- Верно, - согласился я, - у меня это вылетело из головы. Ладно, Дживс, продолжайте.
- В начале собрания прозвучал наш национальный гимн, исполненный учениками и ученицами городской начальной школы.
- Представляю себе, как это было ужасно.
- Тошнотворно, сэр.
- Ну, а потом?
- Мэр произнес краткое вступительное слово, в котором представил публике кандидатов, после чего на трибуну поднялась миссис Мак-Коркадейл. На ней был модный жакет из высококачественного репса поверх плиссированного по бокам платья из травчатого марокена с длинными рукавами и воротником, отделанным...
- Опустим это, Дживс.
- Прошу прощения, сэр. Я полагал, что вам нужны все подробности, вплоть до малейших.
- Только когда они... как это говорится?
- Идут к делу, сэр?
- Вот-вот. Панцирь миссис Мак-Коркадейл оставим в покое. Как ее выступление?
- Весьма впечатляющее, несмотря на изрядное число выкриков с места.
- Ну, это не должно было выбить ее из седла.
- И не выбило, сэр. Она показалась мне дамой с необычайно сильным характером.
- Мне тоже.
- Вы с ней встречались, сэр?
- Мы говорили всего несколько минут, но мне хватило с избытком. Ее речь была пространной?
- Да, сэр. Не угодно ли вам будет прочитать основные тезисы? Я записал оба выступления стенографическим способом.
- Как-нибудь потом.
- В любое удобное для вас время, сэр.
- Как ей аплодировали? Горячо? Или так себе?
- Одна сторона зала - чрезвычайно горячо. Симпатии простонародных элементов распределились между ней и мистером Уиншипом почти поровну. Одни заняли правую половину, другие левую - без сомнения, умышленно. Ее сторонники выкрикивали одобрительные возгласы, приверженцы мистера Уиншипа шикали.
- А речь Медяка, конечно, сопровождали шиканьем уже ее люди?
- Без сомнения, так и было бы, если бы не общая направленность его выступления. Его появление на трибуне было воспринято частью публики довольно враждебно, но едва он начал говорить, как враждебность сменилась восторженным одобрением.
- Оппозиции?
- Да, сэр.
- Странно.
- Да, сэр.
- Не могли бы вы пояснить?
- С удовольствием, сэр. Позвольте мне только свериться с моими записями. Так. Вступительные слова мистера Уиншипа звучали следующим образом: 'Дамы и господа, перед вами стоит изменившийся человек'. Голос из зала: 'Вот и славненько'. Голос из зала: 'Заткнись, паразит'. Голос...
- Может, голоса не стоит. Дживс?
- Хорошо, сэр. Мистер Уиншип затем сказал: 'Первым делом я хочу обратиться вон к тому джентльмену в свитере с высоким горлом, который неоднократно называл мою соперницу глупой старой каргой. Покорнейше прошу его выйти ко мне на трибуну. Я буду счастлив расшибить его мерзкую башку. Миссис Мак-Коркадейл не глупая, не старая и не карга'. Голос... простите, сэр, я позабыл. 'Миссис Мак-Коркадейл - не глупая, не старая и не карга, заявил мистер Уиншип, - она женщина высокого ума и выдающихся способностей. Она вызывает у меня глубочайшее восхищение. Выслушав ее сегодня, я полностью изменил мои политические воззрения. Она обратила меня в свою веру, и я намерен в день выборов отдать за нее свой голос. Всех вас призываю сделать то же самое. Спасибо'. И сел на место.
- Не может быть, Дживс!
- Все было именно так, сэр.
- Он действительно это сказал?
- Да, сэр.
- Вот почему его помолвка расстроилась.
- Должен сознаться, что это меня не удивляет, сэр.
Я был поражен. Казалось невероятным, что Медяк, сила которого заключалась более в мышцах, нежели в мозгах, сумел додуматься до такого хитроумного плана, спасавшего его из когтей Флоренс и в то же время не вредившего его репутации preux chevalier. Эта уловка характеризовала его как человека необычайно изворотливого, и я стал думать о том, что никогда не знаешь, какие сюрпризы кроются в глубинах человеческой личности, - как вдруг на поверхность пузырьком всплыла очередная моя внезапная догадка.
- Это ведь ваша работа, Дживс?
- Прошу прощения, сэр?
- Это вы надоумили Медяка так поступить?
- Вполне возможно, что на мистера Уиншипа оказали влияние некоторые мои слова, сэр. Он был чрезвычайно удручен своими матримониальными затруднениями и оказал мне честь, обратившись ко мне за советом. Могу допустить, что оброненное мною неосторожное замечание придало его мыслям именно то направление, какое они приняли.
- Проще говоря, он сделал это по вашему наущению.
- Да, сэр.
Я немного помолчал. Хорошо бы он выдумал что-нибудь столь же действенное в отношении меня и М. Бассет, подумалось мне. И еще мне пришло в голову, что случившееся, при всей его благотворности для Медяка, нанесло вред его сторонникам и последователям, равно как и консервативному движению как таковому.
Я сказал об этом вслух:
- Большая неприятность для тех, кто на него ставил.
- Во всякой жизни есть свое ненастье, сэр.
- А может, оно и к лучшему. Впредь будут держать деньги в старом дубовом комоде и перестанут биться об заклад. Этот день может стать поворотным в их жизни. Одно меня печалит - что Бингли теперь обогатится. Такой куш сорвет - только держись.
- Он сказал мне сегодня, что рассчитывает именно на это.
- Вы с ним виделись?
- Он приходил сюда примерно в пять часов, сэр.
- 'Неумолим, жесток и злобен'?
- Напротив, сэр, полон дружелюбия. О прошлом и речи не было. Я напоил его чаем, и мы с полчаса поболтали.
- Странно.
- Да, сэр. Я подумал, не было ли у него какой-либо задней мысли?
- Какой, например?
- Должен сознаться, что мне ничего не приходит в голову. Разве что он питал какую-то надежду выманить у меня клубную книгу, но в это с трудом верится. Чем еще могу быть вам полезен, сэр?
- Вам не терпится вернуться к ушибленной горничной?
- Да, сэр. Когда вы позвонили, я как раз собирался испытать на ней целебное действие разбавленного водой бренди.
Я благословил его на это милосердное дело, а сам сел размышлять. Вы, наверно, подумаете, что мои мысли оказались заняты необычным поведением Бингли. Я имею в виду, что, когда слышишь о странных действиях человека с репутацией отъявленного мошенника, естественно сказать: 'Так-так' и задаться вопросом, что за игру он ведет. Возможно, минуту-другую я действительно об этом думал. Но в голове у меня теснилось столь многое, что Бингли вскоре был выброшен на обочину. Если память мне не изменяет, я как раз пытался, и вновь безуспешно, решить проблему №2, касающуюся возвращения Л. П. Ранклу супницы, когда мои думы были прерваны появлением старой прародительницы.
С одного взгляда на нее мне сделалось ясно, что передо мной тетушка, которая только что отвела душу, как давно не отводила, - и удивляться было нечему. С тех пор как она продала свою еженедельную газету - ту самую, где я поместил заметку 'Что значит хорошо одеваться', - она вела довольно тихую жизнь, достаточно приятную, но лишенную волнующих, неординарных событий. Приключение, каким стало для нее присутствие на яично- овощном стрельбище, взбодрило ее не хуже, чем неделя на морском курорте.
Она поздоровалась со мной как нельзя более сердечно. Каждый звук, слетавший с ее губ, источал родственную любовь.
- Привет, чудище, - сказала она. - Вернулся, значит.
- Только-только.
- Твоя отлучка по судебным делам пришлась очень некстати. Ты пропустил такое...
