тебя.
— Слушай внимательно, — сказал Бурзмали. — Это важно.
Сирафа сказала:
— Бурзмали переоденется в полевого рабочего. Только так удастся представить естественными его мозоли от оружия. Ты будешь называть его Скар, обычное имя здесь.
— Но как мне быть, если пристанут жрецы?
Сирафа вытащила из своего корсажа небольшой кошелек и передала его Лусилле, которая взвесила его в руке.
— Здесь двести восемьдесят три салярия. Если кто-нибудь обратится к тебе как к божественной… ты запоминаешь? Божественной…
— Как бы я могла об этом забыть? — в голосе Лусиллы почти прозвучала насмешка, но Сирафа не обратила внимания.
— Если кто-либо такой к вам пристанет, ты вернешь пятьдесят саляриев Бурзмали со своими извинениями. Здесь же, в этом кошельке, твоя карточка гетеры на имя Пиры. Дай мне услышать как ты произносишь это имя.
— Пира.
— Нет! Намного больше сакцентируйся на «а»!
— Пира!
— Это сносно. Теперь слушай меня с особым вниманием. Ты и Бурзмали будете на улицах поздно. Будет считаться само собой разумеющимся, что у тебя были клиенты и до него. Должно быть доказательство этому. Следовательно, ты будешь… развлекать Бурзмали перед тем, как уйти отсюда. Ты понимаешь?
— Такая деликатность! — сказала Лусилла.
Сирафа восприняла это как комплимент и улыбнулась, но это было жестко контролируемое выражение. Ее реакции так чужды?
— Только одно, — сказала Лусилла. — Если я должна буду развлекать божественного, как я потом найду Бурзмали?
— Скара?
— Да, как я найду Скара?
— Он будет ждать поблизости, куда ты ни пойдешь. Скар найдет тебя, когда ты освободишься.
— Очень хорошо. Если вмешивается божественный, я возвращаю сотню саляриев Скару и…
— Пятьдесят!
— По-моему, нет, Сирафа, — Лусилла медленно покачала головой. — После того, как я его развлеку, божественный поймет, что пятьдесят саляриев — слишком малая сумма.
Сирафа поджала губы и взглянула мимо Лусиллы на Бурзмали.
— Ты предупреждал меня насчет ее сорта, но я не предполагала, что…
Используя Голос лишь на чуточку, Лусилла произнесла:
— Ты не предполагаешь ничего, пока ты не услышишь этого от меня!
Сирафа нахмурилась. Она явно смутилась от Голоса, но ее интонация осталась такой же надменной, когда оправилась.
— По-твоему, мне следует предположить, что тебе не нужно объяснений насчет сексуального разнообразия?
— Никчемное предположение, — сказала Лусилла.
— И мне нет надобности рассказывать тебе, что твое облачение определяет тебя, как послушницу пятой ступени Ордена Хорму?
Настал черед Лусиллы нахмуриться.
— А что, если я проявлю способности свыше этой пятой ступени?
— Ага, — сказала Сирафа. — Значит ты будешь продолжать слушать мои слова?
Лусилла коротко кивнула.
— Очень хорошо, — сказала Сирафа. — Могу я предположить, что ты способна исполнять вагинальную пульсацию.
— Да, способна.
— В любой позе?
— Я могу контролировать каждый мускул своего тела!
Сирафа поглядела мимо Лусиллы на Бурзмали.
— Это правда?
Бурзмали проговорил совсем близко позади Лусиллы:
— Иначе бы она так не говорила.
Сирафа задумалась, глядя на подбородок Лусиллы.
— В этом, по-моему, есть затруднения.
— Чтобы не возникло неправильного представления, — проговорила Лусилла, — способности, которые у меня развиты, не выносятся на обычный рынок. У них иное назначение.
— О, я уверена, что так оно и есть, — сказала Сирафа. — Но сексуальная живость, это…
— Живость! — Лусилла вложила в свой голос все негодование Преподобной Матери. Неважно, что может быть именно этого Сирафа и надеялась достичь, ее следовало поставить на место! — Живость, ты говоришь? Я могу контролировать температуру гениталий. Я знаю и способна возбуждать пятьдесят одну эрогенную зону. Я…
— Пятьдесят одну? Но ведь их только…
— Пятьдесят одна, — огрызнулась Лусилла. — А по последовательностям и количеству сочетаний — две тысячи восемь. Более того, сочетание с двумястами пятью сексуальными позами…
— Двести пять? — Сирафа была явно потрясена. — Ты, наверняка, говоришь о…
— На самом деле их даже больше, если считать вариации. Я — Геноносительница, что означает, что я владею тремястами ступенями усиления оргазма!
Сирафа прокашлялась и облизнула губы.
— Тогда я должна тебя предостеречь, чтобы ты себя обуздывала. Держи свои способности на привязи, или… — она опять поглядела на Бурзмали. — Почему ты меня не предостерег?
— Я предостерег.
Лусилла ясно расслышала насмешку в его голосе, но не оглянулась, чтобы удостовериться в этом.
Сирафа два раза глубоко вдохнула и выдохнула.
— Если тебе начнут задавать хоть какие-нибудь вопросы, ты скажешь, что как раз готова к испытанию на переход в следующую ступень. Это должно снять подозрения.
— А если меня спросят об испытании?
— О, это легко. Ты загадочно улыбнешься и промолчишь.
— А что, если меня спросят об этом Ордене Хорму?
— Тогда пригрози спрашивающему, что доложишь об этом своим вышестоящим. Вопросы сразу прекратятся.
— А если не прекратятся?
Сирафа пожала плечами.
— Сплети любую историю, какую захочешь. Даже Видящую Правду повеселят твои увертки.
Лусилла сохраняла выражение задумчивости на лице, размышляя над сложившейся ситуацией. Она слышала, как Бурзмали — Скар! — пошевелился за ее спиной. Она не видела серьезных затруднений в том, чтобы осуществить такой обман. Это могло бы даже предоставить ей забавные возможности, о которых она позже отчиталась бы на Доме Соборов. Сирафа, она отметила, улыбается Бурз… — Скару! Лусилла оглянулась и поглядела на своего клиента.
Бурзмали стоял обнаженный, его боевая амуниция и шлем аккуратно сложены рядом с небольшой кучкой грубых одежд.
— Я вижу, Скар не возражает против твоих приготовлений к этому приключению, — сказала Сирафа. Она махнула рукой на его жестко стоящий пенис. — Значит, я вас покидаю.
Лусилла услышала, как Сирафа удаляется через отсверкивающий занавес. Все мысли Лусиллы захлестнуло гневной волной:
«На этом месте сейчас должен бы быть гхола!»
~ ~ ~
Такова твоя судьба — забывчивость. Все, чему прежде учила жизнь, ты теряешь и обретаешь, и теряешь и обретаешь вновь.
— Во имя нашего Ордена и нерушимого единства его Сестер этот отчет признан достоверным и достойным помещения в хроники Дома Соборов.
Тараза всмотрелась в эти слова на проекции дисплея с выражением отвращения на лице. Утренний свет отбрасывал рябь желтых отражений на проекцию, и от этого в отпечатанных словах смутно брезжила какая-то загадочность.
Сердитым движением Тараза оттолкнулась от проекционного столика, поднялась и подошла к южному окну. День еще только начинался, и во внутреннем дворе лежали длинные тени.
«Следует ли мне отправиться туда лично?»
