Эндер хотел умереть? Сейчас? От руки Ахиллеса?
– Что за игру ты ведешь? – спросил Ахиллес.
– Твоя якобы мать растила тебя, чтобы ты отомстил за ее вымышленного любовника, твоего ложного отца. Так сделай это – сделай то, ради чего она тебя растила. Будь тем, кого она планировала из тебя сделать. Но я – я не подниму руки на сына моих друзей, и не важно, насколько толстым слоем запудрены твои мозги.
– Тогда ты кретин, – сказал Ахиллес. – Потому что я так и сделаю. Ради моего отца, ради матери, ради бедняги Стилсона, ради Бонзо Мадрида, ради жукеров и всего человечества!
С этими словами Ахиллес принялся месить Эндера. Еще удар в живот. Удар в лицо. Два удара по уже неподвижно лежащему на земле.
– Так ты поступил со Стилсоном? – спросил он. – Бил его снова и снова – так сказано в протоколе.
– Сын… моих друзей… – выдавил Эндер.
– Пожалуйста! – взмолилась Валентина.
И все же она даже не попыталась его остановить. И не звала на помощь.
– А теперь тебе пора умереть, – сказал Ахиллес.
Удар в голову – и все. Если не сработает, то два. Мозг человека не выдержит такого сотрясения. Либо Эндер умрет, либо получит такое повреждение, что жизнь его не сильно будет отличаться от смерти. Это будет конец Эндера Ксеноцида.
Он подошел к лежащему навзничь телу. Глаза Виггина взирали на него сквозь кровь, по-прежнему льющуюся из расквашенного носа.
Но по какой-то причине, несмотря на горячую ярость, Ахиллес не нанес удар.
Застыл на месте как вкопанный.
– Сын Ахиллеса сделал бы это, – прошептал Эндер.
«Почему я его не убиваю? Я что, все-таки трус? Я настолько хуже своего отца? Эндер прав: мой отец убил бы его, потому что это необходимо, – убил бы без колебаний, без приступов малодушия».
И в этот миг он понял, чтo на самом деле значат слова Эндера. Мать обманули. Ей сказали, что это ребенок Ахиллеса Фландре. Она лгала ему, пока он рос, кормила сказками о том, что он ее сын, тогда как на самом деле она была только суррогатной матерью. Сейчас он знал ее достаточно хорошо, чтобы понять: ее истории – лишь отражение ее желаний, истории, не имеющие отношения к действительности. Почему же он не пришел к очевидному выводу? Потому, что она никогда его не отпускала, ни на миг. Она слепила для него мир и не позволяла ни единому проблеску альтернативы проникнуть в него.
Точно так же, как наставники манипулировали детьми, которые вели за них войну.
Ахиллес понял это, потому что всегда это знал. Эндер Виггин победил в войне, не зная, что он ее ведет; он уничтожил жукеров, которых считал просто компьютерной симуляцией. «Точно так же я верил в то, что Ахиллес Фландре мой отец, что я ношу его имя и у меня есть долг перед ним – исполнить его предназначение или отомстить за его смерть».
Окружи ребенка ложью, и он прильнет к ней, как к плюшевому мишке, как к щеке матери. И чем темнее, чем хуже ложь, тем глубже нужно засовывать ее в себя, чтобы суметь вынести.
Эндер сказал: он скорее умрет, чем поднимет руку на сына своих друзей. А он не псих, вроде матери Ахиллеса.
Ахиллес. Он не Ахиллес. Это тоже фантазия его матери. Все это – выдумки матери. Он знал, что она безумна, и все равно продолжал жить в ее кошмаре и лепить свою жизнь, чтобы кошмар стал реальностью.
– Как меня зовут? – прошептал он.
На земле у его ног Эндер прошептал в ответ:
– Не знаю. Дельфики. Арканян. Их лица. В тебе.
Теперь Валентина оказалась рядом.
– Пожалуйста! – взмолилась она. – Может, хватит уже?
– Я знал, – прошептал Эндер. – Сын Боба. Петры. Никогда не смог бы.
– Никогда не смог бы – что? Он сломал тебе нос, ребра. Он мог тебя убить!
– Я собирался, – сообщил Ахиллес. А затем вдруг осознал истинный масштаб своих намерений. – Я собирался убить его ударом в голову.
– И этот придурок позволил бы тебе это, – сказала Валентина.
– Один шанс, – сказал Эндер. – Из пяти. Убить меня. Вероятность велика.
– Пожалуйста, – попросила Валентина. – Я не смогу его нести. Отнеси его к доктору, прошу. Ты сильный.
И только когда он наклонился к Эндеру, чтобы его поднять, он понял, какие раны ему нанес своими руками, как страшно его избил.
«Что, если он умрет? Если все равно умрет, даже если сейчас, после всего, я этого больше не хочу?»
Он торопливо нес Эндера от контейнерной площадки, и Валентине приходилось бежать, чтобы за ним поспеть. Они оказались у дома доктора задолго до начала работы клиники. Врач бросил взгляд на Эндера и позволил занести его внутрь для срочного осмотра.
– Проигравшего вижу, – объявил врач. – Но кто победил?
– Никто, – сказал Ахиллес.
– На тебе никаких следов, – заметил врач.
Тот вытянул руки с разбитыми костяшками.
– Вот следы, – сказал он. – Это сделал я.
– И он ни разу тебя не ударил.
– Даже не пытался.
– И ты продолжал его избивать? Вот так? Да что ты за…
Доктор отвернулся и принялся срезать с Эндера одежду, негромко чертыхаясь при виде жутких кровоподтеков, пальцами ощупывая переломы.
– Четыре ребра. Множественные переломы, – сказал он и снова посмотрел на Ахиллеса, на этот раз с отвращением. – Выметайся из моего дома!
Ахиллес направился к двери.
– Нет, – сказала Валентина. – Все это было по его плану.
Доктор фыркнул:
– О да, он сам спланировал свое избиение.
– Или свою смерть, – кивнула Валентина. – Чем бы ни обернулось дело, его это устраивало.
– Я это спланировал, – возразил Ахиллес.
– Ты только думал, что это так. Он с самого начала тобой манипулировал. Это у нас семейное.
– Моя мать манипулировала мной, – сказал Ахиллес. – Но я не должен был ей верить. Это совершил я.
– Нет, – не согласилась Валентина. – Виновата твоя мать. Виновато вранье, которым накормил ее Ахиллес. А то, что сделал ты… ты остановился.
Ахиллес почувствовал, что все его тело содрогнулось в рыданиях, и он опустился на колени.
– Я больше не знаю, как себя называть, – сказал он. – Я ненавижу имя, которому она меня научила.
– Рэндалл? – спросил доктор.
– Нет… нет.
– Он называет себя Ахиллесом. Она так его называет.
– Как я могу… все исправить? – спросил он Валентину.
– Бедняжка, – сказала Валентина. – Над этим Эндер размышлял последние годы, пытался найти ответ для себя. Думаю, с твоей помощью он его получил – отчасти. Думаю, он заставил тебя совершить то избиение, которое намеревались устроить Стилсон и Бонзо Мадрид. Разница только в том, что ты сын Джулиана Дельфики и Петры Арканян, и глубоко внутри у тебя есть что-то такое, что не позволит убить – хладнокровно или нет. А может, это не имеет отношения к твоим родителям и связано с тем, что тебя растила душевнобольная мать и ты испытывал к ней сострадание – такое глубокое, что не мог себе позволить бросить вызов ее воображаемому миру. Может, дело в этом. Или, может, в твоей душе. В том, что Бог обернул в тело и превратил в человека. Как бы то ни было, ты остановился.
– Арканян Дельфики, – сказал он.
– Хорошее имя, – кивнула Валентина. – Доктор, мой брат будет жить?
– Травмы серьезные. Сотрясение, внутреннее кровоизлияние. Нужно доставить его в клинику.
– Я могу его перенести, – сказал… не Ахиллес – Арканян.
Доктор скривился:
– Позволить избившему нести избитого? Но никого другого нет. Что за омерзительное время вы выбрали для своей… дуэли.
Пока они шли в клинику, некоторые из ранних пташек вопросительно смотрели на них, а одна женщина даже приблизилась, чтобы разузнать, в чем дело, но доктор от нее отмахнулся.
– Я хотел, чтобы он убил меня, – сказал Арканян.
– Знаю, – ответила Валентина.
– Сделал то же, что с другими. Я думал, он сделает это еще раз.
– Он заставил тебя думать, что будет сопротивляться.
– А потом то, что он сказал… Поперек всего…
– Но ты ему поверил. Сразу, тут же – ты понял, что это правда, – сказала она.
– Да.
– И это тебя взбесило.
