Причина для благодарности
«Мне нужны деньги, не можешь ли ты одолжить сто туманов?» (денежный знак в Иране), – спросил один человек своего друга. «У меня есть деньги, но я их тебе не дам. Будь благодарен мне за это!» Человек сказал с возмущением: «То, что у тебя есть деньги, а ты не хочешь мне их дать, на худой конец я еще могу понять. Но то, что я тебе за это должен быть благодарен, это не только непонятно, это просто наглость». «Дорогой друг, ты попросил у меня денег. Я мог бы сказать: «Приди завтра». Назавтра я бы сказал: «Очень жаль, но сегодня я тебе их еще не могу дать, приди-ка послезавтра». Если бы ты опять пришел ко мне, я бы сказал: «Приди в конце недели». И так я бы тебя водил за нос до скончания века или по крайней мере до тех пор, пока кто-нибудь другой не дал бы тебе денег. Но такого ты бы не нашел, потому что только бы и делал, что ходил ко мне да рассчитывал на мои деньги. Вместо всего этого я тебе честно говорю, что не дам денег. Теперь ты можешь попытать счастья где-нибудь в другом месте. Так что будь мне благодарен!»
Один сорокавосьмилетний инженер, перс по происхождению, при содействии своего брата,учившегося в Германии, пришел ко мне на прием. На протяжении шести лет он страдал от коликообразных болей в желудке. Других симптомов он не мог назвать. Казалось, что ему не очень-то приятно было посещать психотерапевта. Он ничего не говорил о своих конфликтах, но постоянно возвращался к своему заболеванию – резким колющим болям в желудке, – которое не могли вылечить медикаментозными средствами ни у него на родине, ни за границей. Во время первой терапевтической беседы мы говорили о возможных сферах конфликтов, таких, как тело, профессия, преуспевание на работе, будущее и фантазия. Создалось впечатление, что за последнее время в фокусе всех переживаний пациента было его тело, прежде всего желудок. Я это заметил уже на первом приеме. Стоило в беседе коснуться тем, которые казались ему чреватыми конфликтами, волнующими или неприятными, как лицо его принимало страдальческое выражение, а рукой он хватался за верхнюю часть живота. Самое большое огорчение, по всей видимости, было связано с работой. Можно было предположить, что именно эта ситуация была первопричиной его конфликта. После окончания университета он получил диплом инженера. Затем поступил на работу в одной солидной фирме. Именно здесь его настигло то, что обычно называют профессиональным шоком. Несмотря на свою высокую квалификацию, он едва уживался со своими коллегами, и дело было не в разногласиях с ними. Напротив, пациента очень любили. Скорее всего, эти разногласия стали развиваться в нем самом.
Какой бы работой его ни нагружали, он все выполнял без возражений; если нужно было помочь коллеге, он делал это немедленно; если кому-нибудь нужен был совет, казалось, что только он мог его дать; если кто-либо ругался с ним, он только улыбался, сохраняя спокойствие. Был ли кто-то невежлив, несправедлив, необъективен по отношению к нему, он просто не обращал на это внимание. Короче говоря, все переживания он таил в себе, не делясь ни с кем.
Как ни почетна была для него роль доверенного лица и постоянно дающего – эту роль он взял на себя и в своей семье, постоянно примиряя всех и сглаживая конфликты, – тем не менее он внутренне страдал под тяжестью всего того, что валилось на него со всех сторон и что он нес на себе подобно терпеливому ослику.
Терапевтическая беседа оказалась не очень плодотворной. Пациент идентифицировал себя со своей ролью, слишком вошел в нее, чтобы суметь посмотреть на себя со стороны. Тогда я спросил, какой у него главный жизненный принцип, его девиз. Не задумываясь, с полной убежденностью, он процитировал Саади:
Если тебе причинили горе, учись переносить его. Через самоотречение и прощение ты освободишься от вины.
В этой жизненной установке есть много такого, что может порождать перегрузку, конфликт и стресс, от которых и страдал пациент: его вежливость, забвение своих собственных интересов из-за скромности, его отзывчивость, неспособность честно сказать «нет» и, наконец, чувство вины и страх получить отпор, чего он, по всей видимости, опасался больше всего и старался всячески избегать. Все это кристаллизовалось для него в строчках Саади, которые постоянно выступали в дальнейших беседах как главный, отправной жизненный принцип, определявший всю проблематику его отношений с людьми. Чтобы побудить пациента к смене позиции, я предложил ему противоположный жизненный принцип, который дополнил и расширил бы первоначальную концепцию пациента, тоже процитировав несколько строчек из стихотворения Саади:
Две вещи омрачают наш разум:
Порой мы молчим, когда нужно говорить,
И мы говорим, когда нужно молчать.
Если расширить первоначальную концепцию пациента, то понятие «вежливость» дополняется понятием «искренность». Наша встреча закончилась обсуждением этой дополняющей концепции. В самом начале следующего сеанса, который состоялся через неделю, пациент первым заговорил о своей концепции, о том, что предписывает противоположная концепция, и упомянул в связи с этим о своих переживаниях в детстве. По всей видимости, он находился в состоянии сильного внутреннего разлада с самим собой, которое охарактеризовал следующим образом: «Я знаю, что сам от этого страдаю, но не могу же я обижать других». И в этом случае вновь дали о себе знать чувства вины и страха, как бы не потерять дружбу и расположение других, желание угодить всем и каждому и непонимание того факта, что из-за перегрузки по собственной вине он уже не мог справляться со взятыми на себя обязанностями. В конце нашей встречи я рассказал ему историю «Причина для благодарности» как руководство к действию.
Пациент, по-видимому, сначала хотел возразить против идеи этой истории, казался расстроенным, но пересилил себя и вежливо промолчал, как это ему и было свойственно. Но на следующем сеансе его наконец «прорвало». Он стал ругать меня, психотерапию, кричал, стучал кулаком по письменному столу, жестикулировал, то есть вел себя так, как я этого еще ни разу за ним не замечал. Будто плотина прорвалась, так обрушивались на меня его обвинения и агрессия. Казалось, он хотел испытать,что значит быть искренним.
После такой эмоциональной разрядки пациент снова стал вежливым и попросил у меня извинения за свое поведение: «Просто на меня что-то нашло, и я не мог ничего с собой поделать, но мне доставило удовольствие освободиться от накопившихся гнева и злости, не получив никакого отпора. Это было впервые, и так поразительно! *
После восьми сеансов в течение шести недель – времени пребывания пациента в Германии – мы занялись тем, что было его основной проблематикой. Симптомы его болезни за это время стали появляться реже, однако окончательно не исчезли. Казалось, что организм медленно наверстывал то, чего пациент достиг в своем сознании и в своих переживаниях. В первом письме, написанном мне через шесть недель после отъезда на родину, он писал, что за все это время ни разу не испытывал болей в желудке, снова мог все есть, а на работе чувствовал себя гораздо лучше, чем прежде. Этот успешный результат лечения оказался довольно прочным.
Лучше я выскажусь, пока зол,
Чем промолчу и останусь в дураках.
(Персидская пословица)
Месть поддакивающего
В саду одного мудреца жил великолепный павлин. Эта птица была отрадой садовника. Он ее пестовал и лелеял. А завистливый и жадный сосед все заглядывал через забор и никак не мог смириться с тем, что у кого-то есть павлин более красивый, чем у него. От зависти он швырял камнями в птицу. Это увидел садовник и очень рассердился. Но павлин по-прежнему не давал покоя соседу. Тогда он решил взять садовника лестью и спросил, не даст ли он ему хоть одного павлиньего птенца. Садовник наотрез отказался. Тогда сосед смиренно обратился к мудрому хозяину с просьбой, не мог ли он дать ему хотя бы одно павлинье яйцо, чтобы подложить его наседке, а она высидит птенца. Мудрец попросил своего садовника подарить соседу одно яйцо из павлиньей кладки. Садовник сделал то, что ему велели. Через некоторое время пришел сосед к мудрецу с жалобой: «С яйцом что-то неладное, мои наседки неделями сидели на нем, однако павлиний птенец не вылупился», – и, сказав это, он удалился разгневанный. Мудрец позвал садовника: «Ты ведь дал нашему соседу яйцо. Почему же из него не вылупился птенец павлина?» Садовник ответил: «А я, прежде чем дать ему, сварил яйцо». Мудрец с удивлением посмотрел на него, а садовник ответил в свое оправдание: «Вы велели мне подарить ему одно павлинье яйцо. Но о том, что оно должно быть вареным или сырым, вы ничего не сказали…»
