Когда холодная луна побледнела и скрылась, а на востоке разгорелась заря, мое солнце тихо вздохнула, открыла темно-синие глаза и улыбнулась.
Глава 33
Солнце было ярким и жгучим, как это частенько бывало в Альсгаре весной. Я шел вдоль берега моря, по мелкой влажной гальке, перепрыгивая через кучи гниющих бурых водорослей, выброшенных еще зимними штормами, и с наслаждением вдыхал резкий морской запах. Стальные волны накатывали на берег, разбивались белоснежной пеной, разлетались холодными хлопьями и предупреждающе рокотали о том, чтобы я не подходил ближе.
Одинокий, облезший за зиму рыбацкий ялик глубоко врылся килем в гальку. Все остальные лодки давно ушли в море, охотиться за кефалью. Проходя мимо, я заглянул в него, увидел старые поплавки, обрывки сетей и пробитое дно.
Я миновал опустевшую Портовую сторонку, где на пирсах кричали городские мальчишки. Махали удочками, спорили, смеялись, ловили морских собак. Возле самой кромки воды в холодной гальке копался старик с корзиной – собирал пустые розоватые ракушки для поделок. Он оторвался от работы, проводил меня безучастным взглядом. Я приветливо кивнул ему, и, промедлив мгновение, старикан ответил тем же.
По шатким доскам я выбрался наверх, на параллельную берегу улицу с кучей кабаков и трактиров, сейчас еще полупустых, ждущих вечера, когда рыбаки и матросы наводнят приморскую часть города и начнется гулянка.
Мне надо было добраться до нового порта, расположенного на другой стороне бухты, возле заново отстроенного после войны форта – и дальше ковылять по берегу не хотелось. Я пошел по улицам, старым, привычным, как всегда забитым гомонящим, суетящимся, спешащим по своим делам народом. В небе кружили носящиеся по своим делам рыжекрылые йе-арре.
Я поправил вещевой мешок на плече. Он был старый, потертый, латаный и такой грязный, словно много дней провалялся в какой-то дыре. Так оно и было. Он пролежал почти два года, с того самого дня, как я спрятал наши с Лаэн деньги. Если честно, за всем, что случилось в эти долгие, тяжелые месяцы, я успел забыть о соренах, а когда вспомнил, не был уверен, что наш тайник уцелел. За такой срок случиться могло что угодно. Но тайная кладовая возле старых прибрежных скал прошла испытание временем и войной – вещевой мешок Ласки оказался на месте. Это радовало. Деньги в Золотой Марке нам пригодятся.
Мимо проехало несколько подвод с лесопилки. Лежащие на них груды досок пахли свежей смолой. Город, особенно его восточная часть, до сих пор отстраивался после долгой осады. Так что молотки стучали безостановочно. Иногда даже ночью.
Война закончилась. Очередная страница истории перевернута. Башня конечно же не преминула воспользоваться смертью Проклятых в своих целях. По всему выходило, что колдунов завалили исключительно благодаря самоотверженности Ходящих. Император тоже отличился и собственноручно снес Лею голову. Разумеется, в честном поединке.
Лет через десять эти сказки станут вполне себе незыблемой истиной. Впрочем, я плевать на это хотел.
На овощном рынке была обычная толчея, и я сделал крюк, проскочив давку по Старомонетному переулку. Прошел мимо большого пепелища, на месте которого раньше находилась булочная. От заведения нашей с Лаской знакомой ничего не осталось, и винить в этом надо было не Рована и его армию, а местных жителей. Во время осады цены на хлеб выросли в несколько раз, Молс сидела на мешках с мукой, явно не собираясь ими делиться, несмотря на указ Наместника, вот и поплатилась за жадность. Как я слышал, в одну из ночей здесь стало смертельно жарко.
Я не испытывал никакой радости от случившегося. Правда, и печали тоже не было. Молс и Пень рано или поздно должны были нарваться. Вот это и произошло.
Через четверть нара пути, миновав ворота гавани, я вновь увидел мачты парусников и вышел к морю. Здесь, как и в других частях Альсгары, царила деловитая суета – с ближайшего к берегу баркаса сгружали бочки.
Лаэн, Шен и Рона уже должны были вернуться из своего похода на крышу храма Мелота, но я не стал спешить. До отплытия корабля оставалось еще несколько наров.
В портовой толчее я сразу заметил знакомое лицо. Человек поманил меня за собой и, не дожидаясь, свернул в подворотню. Я, не раздумывая, пошел за ним.
Двор заканчивался приставной лестницей, ведущей на крышу. Сверху открывался прекрасный вид на море, гавань и корабли.
– Присаживайся, – пригласил меня Гаррет.
Он сидел на карнизе, свесив ноги, и щурился на яркое солнце. Рядом лежала его видавшая виды зеленая сумка. Вор потянулся к ней, вытащил бутылку вина и два хрустальных бокала. Один протянул мне.
Я взял невесомый, казавшийся сотканным из света фужер, терпеливо наблюдая, как мой собеседник сражается с пробкой.
– Эта бутылка долго ждала своего часа.
– Прости, чего?
– Нара, – поправился он и показал стершуюся этикетку, на которой я не смог различить ни единой буквы. – Видишь? Вино разлили в день, когда родился Скульптор. Ему почти тысяча лет.
Я иронично поднял бровь:
– Ты уверен, что за эти годы оно не превратилось в уксус?
Он рассмеялся:
– Разумеется, уверен! Неужели ты думаешь, я собираюсь напоить тебя какой-нибудь гадостью?!
Он наполнил бокалы густым темно-лиловым вином, пахнущим терпким виноградом.
– За что пьем? – спросил я.
Он на мгновение задумался, а затем отсалютовал мне:
– За надежду!
Вино оказалось превосходным. Даже такой «ценитель», как я, это понял. Вор довольно зажмурился, цокнул языком:
– Хороший все-таки урожай был в том году.
– Боги являются к людям во сне? – неожиданно спросил я.
Он рассмеялся, догадываясь, куда я клоню:
– Разве что только к сумасшедшим.
– То есть…
– Никому не пожелаю быть богом. У этих ребят столько проблем. Все чего-то просят, требуют, жалуются. Пыльная работенка. Забот полон рот. Нет, приятель. Это не по мне. Я предпочитаю слушать ветер и следить за тем, на кого он укажет.
Я не слишком понял, о чем он, и зашел с другого конца:
– У йе-арре существует легенда.
Гаррет небрежно отмахнулся:
– Я сам сочиняю такие по пять раз на дню. Я – не бог, и покончим с этим.
– Право, жаль, – пробормотал я. – Только-только собрался назвать тебя Мелотом.
Он искренне расхохотался:
– Ты несколько опоздал. Надо было обращаться с этим к настоящему Мелоту, а не ко мне.
Заметив недоумение на моем лице, он пояснил:
– Старина Лерек так и не смог убедить вас не лезть в лапы к Проклятой. Он, знаешь ли, порой любит покататься по миру на своей телеге.
Я с иронией подумал, что могучий жрец такой же бог, как я Высокородный, и допил вино:
– То есть все, что сейчас со мной происходит, не сон.
Гаррет с усмешкой ущипнул меня. Я дернулся, ругнулся.
– Не слишком-то похоже на сон, да? – спросил вор и протянул мне бутылку. – Как твоя жена?
– Лучше, чем прежде.
– Это хорошо, – серьезно кивнул он. – Я рад.
– Кто ты? Скажи.
Вор вздохнул:
– Тот, кто создал все это. – Он небрежно указал рукой на небо, воду, солнце.
Я задумался и осторожно уточнил:
– То есть… бог?
– Да дались тебе эти боги! – раздраженно бросил Гаррет, забрав у меня бутылку. – Как будто без них нельзя обойтись! Вовсе не надо быть богом, чтобы создать мир. Впрочем, возможно, у тех, кого ты так называешь, это получилось бы гораздо лучше, чем у меня.
Улыбка у него была невеселой, а глаза сразу же стали усталыми.
– Когда я был очень молод и глуп, одна моя знакомая как-то спросила – какой бы я создал мир, будь у меня такая возможность? Я ответил, что сделал бы землю, где вокруг горы золота и нет никаких стражников. Она долго надо мной потешалась. Говорила, что от вора ничего иного и не ожидала. Тогда я сказал, что сделал бы так, чтобы всем было хорошо. Никто не должен страдать и ни в чем нуждаться. И вновь она смеялась. Потом, много лет спустя, я понял, что она была права. Законы мироздания сильнее тех, кто создает по ним. Нельзя сделать мир без боли, ненависти, смерти и крови. Нельзя создать мир без света, радости, надежды и любви. Иначе он получится ущербным.
