Лития выглядела спокойной. Только губы у нее побелели.
— В таком случае завтра же с рассветом вас обезглавят на поле Плах, — сказала она.
Айман истерически расхохотался:
— Завтра? А будет ли оно, это завтра?
— Вы обезумели, сэр Айман. Даю вам последнюю возможность оправдаться. Прикажите открыть ворота и атаковать.
Лицо Аймана исказила уродливая гримаса. Он зашипел что-то сквозь зубы, но… почему-то вдруг неожиданно замер. Лицо его медленно распрямлялось.
— Хорошо, ваше величество, — сказал он и криво улыбнулся. — Я отдам приказ.
— Спина к спине! — Это был последний приказ, который расслышал Гором.
Потом вихрь боя закружил его с бешеной силой. Гором, орудуя своей палкой, вышибал мечи и копья из рук марборнийцев, ломал ударами ног и локтей щиты, руки и ребра нападавших, крутился между коротких высверков клинков, ловко избегая ранений. Но — что бы рекрут ни делал, он не выпускал из внимания Ажа, который вразумлял марборнийских ратников за его спиной. Дважды Горому пришлось сшибать воинов, подбиравшихся к Ажу в тот момент, когда хромому рекруту затруднительно было отразить удар. Несколько раз Аж выручал Горома, когда тому приходилось особенно худо. Аж в первые же мгновения схватки сунул свою палку за пояс. Ему оказалось удобнее обходиться голыми руками. Маленький и юркий, Полторы Ноги сновал между неповоротливыми в своих доспехах марборнийцами, делая молниеносные, почти незаметные выпады костяшками пальцев или кулаками в незащищенные места. Казавшиеся со стороны совершенно безобидными, эти удары на деле обладали сокрушительной мощью. Ратники вряд ли успевали понять, что такое делал с ними этой хромоногий коротышка — резкие тычки в определенные точки тела лишали их сознания, обездвиживали конечности, туманили зрение, повергали в полный, хотя и временный паралич. Впрочем, и Гором бил так, что одного удара хватало на то, чтобы вразумляемый надолго потерял способность не только сражаться, но и — даже двигаться и соображать.
Рекрутов учили тому, что поставленную им задачу нужно выполнять любой ценой — даже ценой собственной жизни. Ко дню выпуска питомцы Училища вообще забывали о том, что у них есть что-то собственное. Все было общим. И главным общимбыл — их Долг. И в какой-то момент, у кого-то из рекрутов раньше, у кого-то позже, это общеестало пониматься как собственное. Личное, родное, кровное, как ничто другое до этого. Долг — общее дело — стал для рекрутов их жизнью. Поэтому, вразумляя оголтело набрасывающихся на них марборнийцев, ученики рыцарей действовали, не оглядываясь на свою безопасность — вернее, не концентрируясь на ней. Полученные от мастеров исключительные боевые навыки в полной мере компенсировали инстинкт самосохранения. К тому же каждый рекрут нисколько не сомневался, что в любой момент на выручку к нему придет его напарник. И напарник этот тоже знал, что он полностью под защитой друга. Потому что оберегать тех, с кем делаешь одно дело, — являлось частью Долга. Рекрутам, атакуемым полчищами врагов, не нужно было заботиться о том, чтобы остаться в живых. А значит, им не приходилось бояться смерти. Это попросту не могло прийти им в голову. Полагаясь друг на друга, они выполняли то, зачем пришли сюда. Бесстрашно, в полную силу и не сомневаясь. Потому что все, что они усвоили в Училище, позволило им отринуть и забыть — страх, слабость и сомнения.
…Этот марборниец, ступив на место павшего с раздробленной челюстью товарища, увидел перед собой человека без доспехов и с одной только палкой в руках — и довольно осклабился, как и все прочие до него. Марборниец взмахнул мечом, особо не прикидывая, куда именно ударить. Любой удар — полагал он — достигнет цели. А палка, будь она выставлена блоком, конечно, его клинок не остановит. Гором выбил меч из руки ратника еще в замахе — вся штука была в том, что нужно было попасть палкой не по лезвию клинка, а по его плоскости. Если верно рассчитать удар и точно определить точку приложения силы, можно было и вовсе переломить клинок — мастер Кай на тренировках показывал, как ломать клинок хоть обычной палкой, хоть ребром ладони. Вот только пока еще далеко не все старшие рекруты усвоили этот довольно сложный навык. Старшим рекрутам предстояло еще многому научиться…
Ратник замер, глядя на свою растопыренную пятерню, которая мгновение тому назад сжимала рукоять меча. Пока у обезоруженного марборнийца длился приступ изумления, Гором успел повергнуть наземь еще двоих, столкнув их головами друг с другом. Потом развернулся и резко хлестнул обезоруженного палкой по уху. Задохнувшийся от болевого шока ратник упал ничком.
А Гором снова поднял палку — прямо на него от ближайшей кучи дерущихся рванули двое марборнийцев. И вид этих ратников говорил о том, что намерения атаковать они явно не имеют. Оба марборнийца были без оружия, один зажимал рукою сильно кровоточащую резаную рану на плече, другой, цепляясь за первого, волочил за собою ногу, ступня которой была отрублена напрочь. Густой кровавый след тянулся за раненым.
— Эт-то что за хрень? — удивился Гором.
Следом за марборнийцами мчался здоровенный бородатый мужик в измятом панцире с огромным топором в руках. Двое раненых не представляли опасности. Опасен был воин с топором. Поэтому рекрут прыгнул вперед, пропустил шарахнувшихся от него марборнийцев и длинным выпадом поразил преследующего их воина в локтевой сустав. Тот завопил от боли, тут же выронил топор. Гором занес палку для последнего, решающего удара.
— Ты чего? — простонал, пятясь, бородатый. — На своих-то!.. Мы вам на подмогу пришли… Мы ж…
Он не договорил. С шипением метнулась к нему дымная плеть, хлестнула по лицу, вырвав клок бороды вместе с кожей. Воин откатился в сторону, воя совершенно по-звериному.
Мастер Кай двумя ударами плетей, вьющихся у него из-под ногтей, расшвырял дерущихся. И обернулся к Горому.
— Из города послали ополченцев, — сказал он. — Они тоже подлежат вразумлению. Крепитесь, рекруты.
Сказав это, болотник снова взмахнул руками — дымные плети взвились в воздух — и развернулся туда, где сшиблись в рукопашной две немалых группы марборнийцев и гаэлонцев.
— Берегись! — услышал Гором предостерегающий крик Ажа. — Справа!
Вопли и лязг накрыли обоих рекрутов. Спешно отступающий под натиском гаэлонского ополчения большой отряд марборнийской пехоты смял их, захлестнул, втянул в себя…
— Как это понимать? — зло спросил Айман. — Как это понимать, ваше величество?
Кусая губы — до соленого вкуса во рту — королева смотрела на то, что творилось у стен Дарбиона.
— Ваши рекруты сражаются и с марборнийцам и с ополченцами! — выкрикнул сэр Айман. — Они лупят своими палками наших воинов!
— Они не сражаются, — глухо и как-то отсутствующе выговорила Лития. — Они вразумляют… И тех, и других…
Такого чувства опустошительного стыда королева не знала еще никогда. Что она натворила! Желая помочь рыцарям Порога, она сделала еще хуже. Почему она не могла предусмотреть того, что случилось? Почему только теперь ей стала ясна вся поспешная глупость ее поступка?
Ответ был очевиден. Долг королевы в том, чтобы оберегать своих подданных. Долг рыцарей Братства Порога в том, чтобы — оберегать всех людей. Невзирая на то, кому они служат, каким богам молятся и за какое королевство воюют. Лития рассуждала и принимала решения как королева. И не сумела вовремя сообразить, что с того момента, как в ход событий вмешались мастера и рекруты Училища, игра будет вестись по их правилам.
Через открытые ворота все текли и текли отряды ополченцев.
— Мы проиграли! — тонко воскликнул, почти взвизгнул генерал. — Мы уже проиграли! Это вы погубили Гаэлон, ваше величество! Вы и ваше проклятое Училище! Это…
Он замолчал внезапно, словно осознал: чтои комуон говорит. Отошел подальше от королевы. Впрочем, скоро сэр Айман приободрился. Лития никак не отреагировала на дерзкие его слова. А вельможи и капитаны смотрели на генерала с явным одобрением. Никто не верил в то, что власть ее величества Литии Прекрасной над Гаэлоном продержится еще хотя бы несколько дней.
