Конь Приора споткнулся. И Гиош вырвался вперед, за что тут же получил удар плеткой по спине. Потянув поводья, чтобы остановить коня и пропустить вперед королевского преемника, Гиош другой рукой врезал мечом по шлему зазевавшегося ратника. Приор увидел, как ратник упал. Под копыта коня Гиоша подвернулся еще один пехотинец — в закопченных доспехах, шлеме, наполовину закрывающем лицо. Гиош взмахнул мечом, но ратник с неожиданным проворством увернулся, повиснув на седле барона.
— Ах ты… засранец, — оскорбился Гиош, неловко тыча мечом, но никак не попадая по ратнику. — Эй, эй… Куда?..
Приор еще раз обернулся на голос Гиоша и вдруг увидел, что вместо барона в седле сидит тот самый ратник. И в руках ратника — баронский меч. Не понимая еще, что происходит, Приор придержал коня. Ратник отшвырнул от себя меч, молниеносным движением перекинул ногу через конскую шею, усевшись в седле, как на скамье — лицом к Приору. Сэр Приор, поспешно ткнув рог за пояс, потянулся за своим мечом. Но рука его замерла, не коснувшись рукояти.
Он увидел лицо человека, вскочившего в седло Гиоша. Впрочем… человека ли? Жуткий демон смотрел на Приора, демон в человеческом обличье. Черные струпья свисали с багровых лба и щек демона, на голове торчали похожие на рожки короткие и твердые колтуны спекшихся волос. Вместо носа чернела обугленная дыра, безгубый рот обнажал крепкие зубы. Но страшнее всего были глаза. Один, голубой и чистый, светился гневом. Другой был мертв — в глубине глазницы краснело нечто ужасное, мясное, пульсирующее…
Демон одним точным прыжком перемахнул со своего коня на коня Приора — и утвердился точно за спиною преемника марборнийского короля. Приор почувствовал страшную вонь горелого мяса, услышал сиплое шипение, больше похожее на хрип умирающего зверя, чем на голос разумного существа.
— Труби общее отступление, — сказал демон Приору. И Приор ощутил, как в бок ему между пластинами доспеха ткнулось что-то острое… должно быть, коготь этого существа.
— Кто ты? — вскрикнул Приор. — Кто ты?..
Конь его заплясал на месте, не слушаясь узды.
— Труби отступление, — прошипел снова демон. — Если сделаешь, как я скажу, я подарю тебе жизнь. Ты хочешь жить, сэр Приор.
Приор хотел жить. Вокруг него кипела жизнь; двигались, гремя сталью, отряды воинов — его воинов. Ржали и били копытами землю кони всадников. Войска шли к победе и славе. А он — тот, кому все эти люди были обязаны предстоящими славой и победой — мог умереть, погибнуть прямо сейчас.
Но — трубить отступление?!
— Я знаю, кто ты, — сказал Приор, чувствуя, как отходит от его души ужас, освобождая место гневу. — Ты… Как тебе удалось выжить?.. Потроха Харона, можешь убить меня, ублюдок! Потому что, если ты оставишь меня в живых, я все равно найду тебя, рано или поздно найду. И тогда ты умрешь страшной смертью!
— Смерть — всегда смерть, — по-змеиному вползло в его уши сиплое шипение. — Она всегда одинакова. Страшны могут быть последние мгновения жизни — страшны болью. А болью меня испугать уже нельзя. Ты и понятия не имеешь, что такое боль. Труби отступление, сэр Приор.
Коготь толкнулся в тело Приора, он почувствовал, как лопнули звенья кольчуги, поддетой на подлатник, под доспехи. Почувствовал, как теплая кровь омочила кожу.
— Ты умрешь прямо сейчас, сэр Приор.
Это сиплое шипение подействовало сильнее укола. Что-то оборвалось внутри Приора. И он, торопясь, уповая уже на то, чтобы сидящий позади него не передумал, вытащил из-за пояса рог и поднес к губам.
— Вы сильно ошибаетесь, если думаете, что все вместе сумеете совладать со мною, — проговорила Лития.
Вельможи и капитаны не смотрели ей в глаза. Хотя кое-кто из них уже заранее обнажил оружие. Только сэр Айман, чей меч еще покоился в ножнах, осмелился поднять взгляд на королеву.
— Ваше величество, — сказал генерал, — у каждого из нас достаточно верных нам людей, чтобы… чтобы… Но мы надеемся, что вы будете благоразумны. Ганас Орленок слывет человеком благородным, я не думаю, что он решится обидеть вас. Поймите, сейчас уже совершенно ясно — игра проиграна. Дарбион обречен. И чтобы хоть как-то исправить положение, следует просить короля Марборна о милости. Мы передадим ему вас, ваше величество… тем самым дав ему понять, что… что…
Айман спутался.
— Показав, что решение об обороне Дарбиона принадлежит только мне, — договорила за него королева. — И принято это решение вопреки вашему желанию. Пожертвовав мною, вы надеетесь спасти собственные шкуры.
— И шкуры тысяч дарбионцев, — веско сказал генерал. — Оберегать которых, ваше величество, есть ваш святой долг!
— Только не говорите мне о долге, сэр Айман! — Королева отвернулась от генерала. Оперлась обеими руками о защитный зубец стены, стала вглядываться в поле.
Генерал и вельможи торопливо зашептались за ее спиной. Кто-то, стараясь говорить и двигаться неслышно и незаметно, скользнул к лестнице, ведущей со стены вниз… И довольно скоро вернулся… Айман продолжал вести с вельможами и капитанами приглушенный спор. Потом они совсем притихли. Видно, до чего-то договорились и на что-то решились.
По лестнице застучали, приближаясь, сапоги ратников.
Генерал сэр Айман оторвался от группы своих собеседников и осторожно шагнул к королеве.
— Ваше величество, — позвал он.
Лития молчала.
— Ваше величество… — повторил Айман.
Королева вдруг рассмеялась. Он смеялась, глядя на поле. И этот смех очень обеспокоил заговорщиков. Айман первым подошел к краю стены. Охнул, крепко выругавшись. За ним к зубцам хлынули и его собеседники.
Королева смеялась все громче и громче.
А вельможи один за другим, не глядя друга на друга и ничего не говоря, стали исчезать со стены — у входа на лестницу образовалась давка. Генерал Айман, смертельно бледный, проговорил-простонал, не отрывая взгляда от происходящего на поле:
— Этого не может быть…
Лития обернулась к генералу.
— Пожалуй, — сказала она, — кое-кому из следующего выпуска Училища придется согласиться на условия, оглашаемые при первом испытании. Королевскому двору Гаэлона нужны новые вельможи.
Войска Марборна отступали в свой лагерь более-менее стройными рядами. Ополченцы Гаэлона отходили к стенам города беспорядочными толпами. Рекруты Королевского Училища гасили последние схватки.
Обнажалось поле сражения. Утром белое, покрытое снегом, сейчас оно было темным, изрытым тысячами ног и копыт, усеянным человеческими и лошадиными трупами, обломками оружия, доспехов и осадных орудий. Тут и там стонали и корчились раненые, которых не успели прихватить с собою сражающиеся. Вдалеке все еще бродили оседланные кони без всадников. Хрипло орало воронье, невесть откуда слетаясь на кровавую трапезу.
Менее двух сотен рекрутов осталось на поле. Мастер Кай, как и все остальные с ног до головы забрызганный чужой и своей кровью, подозвал к себе Ажа. Хромая сильнее, чем обычно, рекрут приблизился к болотнику.
— Раздели людей попарно. Помогайте раненым. Тех, кому нужна срочная помощь, не трогайте с места. Зовите меня или любого другого мастера.
— Да, мастер, — ответил Аж.
Он отошел, собрал вокруг себя измученных рекрутов. После короткого совещания Аж Полторы Ноги в паре с Якобом двинулись к марборнийцу, который, слезно воя, полз на руках вслед за своими далеко уже ушедшими соотечественниками. Перебитые ноги его волочились, как мертвые. Этот раненый марборниец оказался ближе к паре рекрутов, чем другие раненые.
Оттар, шумно крякнув, рывком вытащил из своего бедра обломок меча. И тут же перетянул ногу заранее снятым с головы платком — повыше обильно кровоточащей раны.
— Не верится даже, что все кончилось, — с усталой ухмылкой сказал он стоящему рядом Гербу.
Герб, приложив ладонь ко лбу, смотрел на юг… Туда, откуда скакал к ним одинокий всадник… Впрочем, не совсем одинокий. Поперек седла болталось бесчувственное тело.
Голова в глухом шлеме с опущенным забралом постукивала о конский круп.
