тонкой веревкой, впившейся чуть не до кости. Схватил клок чахлой гривы, но не удержался и
соскользнул на шею тощему коню. Повис на поводе, проволочился по песку. Камни полетели в
лицо, и я разжал руку, падая. Песок забил рот и… Я, задыхаясь, выскребаю его изо рта рукой –
снова рукой. Продираю глаза, царапая их пропыленными лохмотьями, оставшимися от моей
формы… от формы британского офицера.
Ричард осадил коня, поднял столбы пыли и спрыгнул, склоняясь надо мной.
– Слава! Вставай!
– Воды… Дай воды… Черт… Ложись!
Рухнули в песок, зарываясь, едва заслышав шум винтов. Я осторожно поднял голову,
всматриваясь в высокое небо, и жестко придавил голову англичанину, не давая ему увидеть своих.
– Тихо ты. Наши это. Огонь откроют, как только нашу форму распознают.
Британец напряженно сжал кулаки, ожидая, когда винты затихнут в отдалении, и я отпустил
его, переводя дух. Черт… Британские это территории… Он рано или поздно сориентируется.
Сейчас он спокойно принимает мысль о том, что, скорее, он мой пленный, а не я его. Но скоро
станет очевидно, что расклад иной. Скоро… С вертолета лошадей наших засекли – значит, и нас
рядом искать начнут сейчас… сейчас вернутся по наши души. Эх, Игорь Иванович… Что ж мне
делать?
– Ричард. Нам конец – расстреляют нас. Нам к Ахмеду надо!
Британец долго размышлять не стал – ему моя версия так же очевидно диктует сдаться, как мне
то, что на деле происходит.
– Сдаемся… Пошли коней поймаем.
Глава 30
Я рухнул на спину коню, жарко раздувающему ноздри. Черт… Скоро вырублюсь… а еще надо
обратно дорогу найти…
Конь подо мной споткнулся… Я выдернул его поводом, и он задрал голову, падая грудью и
заваливаясь на бок без переворота. Я едва успел упасть до того, как зверь придавил меня. Ричард
слетел неподалеку, когда его лошадь, испугавшись, шарахнулась в сторону. Ахмед несется к нам во
весь опор в пыли, а мы от усталости и встать ему навстречу не можем.
– Ахмед, воды дай! И коней поймай! Нам торопиться надо! Его вышлют – вертолет! Он –
вертолет – вернется! Ахмед выручай! Живее!
Глава 31
Я стою на лестнице и смотрю на стальные воды Невы… Сфинксы шепчут что-то мне на ухо с
обеих сторон, только тихий шепот, открывающий мне великие тайны, заглушен штормовым
рокотом… Открываю глаза темноте, стуча зубами от холода… Черт…
– Ричард…
120
– Я здесь – рядом.
– Нас что, в яму посадили?
– Нет – в хибаре какой-то заперли.
– А что холодно так и… Темно, как в…
– Ночь же.
– Ночь… “Я в свет пустился без гроша, но был беспечный малый. Богатым быть я не желал,
великим быть, – пожалуй! Таланта не был я лишен, был грамотен немножко. И вот решил по мере
сил пробить себе дорожку. И так и сяк пытался я понравиться фортуне, но все усилья и труды мои
остались втуне. То был врагами я побит, то предан был друзьями. И вновь достигнув высоты,
оказывался в яме”.
Мы рассмеялись. Только не слишком весело.
– А дальше знаешь, Слава?
– Нет.
– А ты?
– Тоже не знаю. Мне другое вспомнилось. “Привет вам, тюрьмы короля, где жизнь влачат рабы!
Меня сегодня ждет петля и гладкие столбы. В полях войны среди мечей встречал я смерть не раз,
но не дрожал я перед ней – не дрогну и сейчас! Разбейте сталь моих оков, верните мой доспех.
Пусть выйдет десять смельчаков, – я одолею всех. Я жизнь свою провел в бою, умру не от меча.
Изменник предал жизнь мою веревке палача. И перед смертью об одном душа моя грустит, что за
меня в краю родном никто не отомстит. Прости, мой край! Весь мир, прощай! Меня поймали в
сеть. Но жалок тот, кто смерти ждет, не смея умереть”.
– Да, Ричард, что бы мы с тобой только без Бернса делали? А знаешь вообще, мне кажется, что
он здесь с нами сидит сейчас и на ходу стихи нам сочиняет и читает… Кажется, что он и раньше за
мной следил – чуть ни хвостом ходил…
– Это в тебе, Слава шотландская кровь взыграла. Ты видно русский не на треть, а только на
четверть.
– Наверное, просто разница между нами всеми меньше, чем мы думаем, – между людьми,
странами и временами…
– Если выживу, найду сборник Бернса – и от корки до корки…
– Я тоже, Ричард… Я тоже. Ничего, выберемся мы – выживем, вернемся. Ахмед умный. Он с
выгодой на “ты” – накормит нас, напоит, антибиотиками накачает и продаст… меня нашим, тебя
вашим. Не худший вариант.
Эх, Игорь Иванович, вернет Ахмед вам вашего верного офицера… Ахмед молодец – мы с
британцем в его страну друг с другом воевать приперлись, а он и меня, и моего врага… Поимел он
нас, Игорь Иванович… еще и выкуп с нас поимеет. Мы в убытке назад, а он – с прибылью вперед
пойдет. Такие войны, как вечно не выученный урок, – проходишь его раз за разом постоянно, а все
без толку и проку.
Жди меня, Агнешка… Правда, покалеченный я к тебе вернусь, явлюсь страшный, как черт…
Но ничего, привыкнешь потихоньку, притерпишься. Еще посмеемся мы с тобой над моими
рентгенснимками, на которых я с моими осколками выглядеть буду, как вывернутый наизнанку еж.
Ха! Нет, никуда ты от меня не денешься, Агнешка, – никуда я тебя от себя не отпущу. А Войцех…
Держись у меня, Войцех! Задаст же “волк” тебе жару, хоть ты и “медведь”! Как только вставят
“волку” зубы, так сразу он их в ход и пустит!
Часть IV
Возвращение на чужбину
Глава 1
121
На стекле отпечатался след моего дыхания, скрывая мое серое отражение. Стягиваются
тяжелые тучи. Среди скал скитается сырой ветер. Райн неспокоен и сумрачен. Последние лучи,
прорывающиеся через мрак, пресечены. Подсвеченные холмы погашены, старые крепости на их
вершинах стянуты мглой. Надвигается ненастье. А скорый ход поезда ровен и приглушен, как мои
мысли…
Открыл глаза и посмотрел в окно… Кругом леса и луга золотятся осенью под высоким небом и
светлым солнцем – и никакого Райна, никакой грозы… Точно, – я еду в поезде и мне снится, что
я… еду в поезде. Только еду я – в Варшаву, а не во Франкфурт. Вернее, я, чаще называемый
начальником Славой, – Святославом Соколовым или Вячеславом Вороновым – остался в России. А
некий Николай пересек российскую границу и, после недолгого нахождения в Белоруссии,
отправился в Польшу. Скоро он пересечет польскую границу и окончательно исчезнет – станет
Яном. Тогда потерянный немцами в недрах Фатерлянда поляк, наконец, покинет чужую землю и
явится на свою – тогда Ян, наконец, встретит свою укрытую от немцев в Варшаве девушку. Вернее,
Ян встретит укрытую в Варшаве девушку Вольфа, переправленную через германскую границу
гером Отто Вебером, сгинувшим в стране без вести, как Ян и Вольф. Я ведь ими всеми назывался,
только скрывая на немецкой территории следы ото всех – чужих и своих. А вернулся в Норвегию и
после – в Россию я под именем Ульриха Ларсена… под своим основным прозванием. Только
оказавшись на просторах настоящего Отечества, наедине с начальником, я начал называться таким
же ненастоящим, пусть и так же часто применяемым ко мне, именем – Славой… на сей раз
Соколовым. Черт… Что-то путано все стало в последнее время. Кто я, куда и откуда? Что-то часто
меня такие вопросы посещать стали. Не дело. Надо определить четче, кто меня кем считает и кто
как называет.
Потянул руки, вытягивая связки, и прогнал остатки сна радостным нетерпением. Эх, Агнешка,
скоро “волк” тебя съест! Да без соли и специй – так, как есть, съест, уж слишком “волк” голодный!
Эх, корите меня за все содеянное, Игорь Иванович, так, чтобы у меня уши горели! Только так я
решил поступить – и от решения не отступлюсь!
Посмотрел на свое отражение в стекле, и сердце настороженно притихло. Кислотой мне плечо
