трутся друг о друга, и все эти шарики в итоге так или иначе оказываются на моем столе, и со временем теряешь веру. Везде эти шары, и у каждого есть мама или папа, или, не дай бог, оба, а ты через какое-то время уже в этой массе отдельные шарики и не различаешь. Смотришь на небо и видишь множество, а каждый по отдельности разглядеть не можешь. — Он снова сделал паузу, потом тяжело вздохнул, словно понял что-то. — Но иногда встречаешь какого-нибудь подростка с большими глазами и огромной копной волос, и не хочется говорить ему правду, потому что он кажется хорошим человеком. Ты ему сочувствуешь, потому что хуже туч шаров, которые вижу
Я кивнул, хотя и не был уверен, что
Он встал:
— Я все же думаю, что она скоро вернется, парень. Если тебе от этого легче станет.
Мне понравилось сравнение Марго с шариком, но, по-моему, детектив был склонен драматизировать: подумал, наверное, что я жутко переживаю, а у меня был лишь короткий приступ волнения. Я знал, что она вернется. Чуть сдуется и снова спустится в Джефферсон-парк. Так всегда бывало.
Потом мы с детективом вернулись в столовую, и он сказал, что снова хочет зайти к Шпигельманам, заглянуть в ее комнату.
Мама Марго обняла меня и сказала:
— Ты всегда был таким милым мальчиком, извини, что пришлось впутать тебя в эту идиотскую историю.
Господин Шпигельман пожал мне руку, и они ушли. Как только дверь закрылась, мой папа выдохнул:
— Ух.
— Ух, — согласилась с ним мама.
Папа обнял меня за плечи:
— Неблагоприятная ситуация, да, дружище?
— Они придурки, — сказал я.
Мои предки всегда радуются, когда я ругаюсь при них. По лицам вижу. Потому что это означает, что я им доверяю, что я могу быть самим собой с ними. Но сейчас они все равно казались какими-то печальными.
— Родители Марго переживают жесточайшие приступы нарциссизма, когда она выкидывает подобные фокусы, — объяснил мне папа.
— И это мешает им быть хорошими родителями и успешно воспитывать детей, — добавила мама.
— Придурки, — повторил я.
— Честно говоря, — ответил папа, — ты, скорее всего, прав. Ей, наверное, нужно внимание. Видит бог, я бы от него тоже не отказался, если бы мне попались такие родители.
— Когда Марго вернется, — сказала мама, — она, наверное, жутко расстроится. Ведь они ее бросают! Отказываются от нее, когда ей особенно необходимо чувствовать себя любимой.
— Может, пусть она у нас поживет, когда вернется, — предложил я и, только сказав это, осознал, насколько крута эта идея.
У мамы тоже вспыхнул взгляд, но потом она что-то такое прочла на папином лице и ответила обычным сдержанным голосом:
— Ну, мы точно будем ей рады, хотя это и вызовет определенные трудности — ведь ее родители живут по соседству. Но когда она вернется в школу, скажи ей, что мы ее приглашаем конечно же, а если она не захочет жить именно здесь, у нас есть и другие возможности, чтобы ей помочь, все можно обсудить.
Тут вышел Бен — судя по его прическе, ученые явно что-то напутали с силой притяжения.
— Мистер и миссис Джейкобсен — рад вас видеть, как всегда.
— Доброе утро, Бен. Я даже не была уверена, что ты у нас ночуешь.
— Да я и сам не был уверен. Что-то случилось?
Я рассказал ему о визите детектива и Шпигельманов и о том, что Марго теперь формально считается пропавшим без вести взрослым. Когда я закончил свой рассказ, он кивнул и ответил:
— Наверное, стоит обсудить это дело за тарелочкой горяченького «Восстания».
Я улыбнулся, и мы пошли в мою комнату. Вскоре пришел Радар, и меня тут же выгнали из команды, потому что нам предстояла сложная миссия, а я, несмотря на то что был единственным владельцем этой игры, особого успеха в ней не достиг. Я наблюдал за тем, как они ходят по кишащей упырями космической станции.
Бен сказал:
