доспехи. Пусть его боги были далеко за морем, в Вестеросе, но если септоны не лгут, Семеро присматривают за своими детьми повсюду, куда занесла их судьба. Сир Барристан помолился Старице, чтобы она поделилась с ним крупицей мудрости и он смог повести миэринское войско к победе. Воину, своему старому другу, он молился о силе; он просил Матерь о милосердии, если он падет, и обратился к Отцу, чтобы тот приглядел за его ребятами — эти недоученные оруженосцы были старому рыцарю почти как сыновья, которых у него никогда не было. Наконец он склонил голову перед Неведомым: «В конце концов Ты приходишь за всеми, — молился он, — но помилуй меня и моих людей сегодня, пожни души наших врагов». За городскими стенами послышался далекий грохот требушета, отправляющего свои снаряды в полет, и с небес обрушились мертвецы и куски тел — один разбился среди гладиаторов, засыпав их ошметками кости, мозга и мяса, другой отскочил от бронзовой головы Кователя Цепей, скатился по руке и мокро шлепнулся статуе под ноги. Раздувшаяся нога плеснула в луже не далее как в трех ярдах от Барристана, ждущего в седле на лошади своей королевы.
— Бледная кобылица, — прошептал Тумко Лхо хрипло, темные глаза горят на темном лице. Затем он сказал что-то на языке островов Василиска, не иначе как молитву.
«Он боится бледной кобылицы больше, чем наших врагов», — сообразил сир Барристан. Другие ребята тоже были напуганы — несмотря на всю храбрость, никто из них еще не бывал в бою. Он повернул Серебрянку:
— Ко мне, ребята.
Когда они подвели коней поближе, Барристан сказал им:
— Я знаю, что вы чувствуете. Я сам испытывал это сотню раз. Дышишь быстрее, чем нужно, в животе свернулся страх, точно холодный черный червяк. Хочется сходить по малой нужде, а может, и по большой. Во рту сухо, точно в дорнийских песках. Ты спрашивашься себя — не осрамлюсь ли я? Не забуду ли все, чему меня учили? Ты хочешь быть героем, а в глубине души боишься, что на самом деле ты трус. Так себя перед битвой чувствует каждый юноша — и взрослые люди тоже. Вороны-Буревестники на той стороне площади чувствуют то же самое, и дотракийцы тоже. В страхе нет ничего постыдного, если ты не дашь ему завладеть собой. Мы все испытываем страх.
— Я не боюсь, — Рыжий Ягненок сказал это громко, почти сорвавшись на крик. — Если я умру, я предстану перед Великим Пастырем Лхазара, сломаю его посох о колено и скажу ему: «Зачем ты сделал свой народ овцами, когда мир полон волков?». И плюну ему в глаз.
Сир Барристан улыбнулся.
— Хорошо сказано... но не ищи смерти там, в битве, иначе ты ее непременно найдешь. Неведомый приходит за всеми нами, но незачем стремиться ему в объятия. То, что нас ждет на поле боя, случалось раньше, и с людьми получше нас. Я старый человек и старый рыцарь, и я видел больше битв, чем любой из вас встретил новых лет. На свете нет ничего страшнее, ничего славнее, ничего нелепее. Тебя может стошнить — и ты будешь не первым, кто так сделает. Можешь уронить свой меч, свой щит, свое копье — но их роняли и другие, так что подбери его и иди в бой. Можешь наделать себе в штаны — со мной именно так и вышло в первой битве. Никто на тебя и не глянет — все поля сражений пахнут дерьмом. Можешь звать маму, молиться богам, о которых ты и думать забыл, сквернословить так, как ты от себя и ждать не мог. Все это уже когда-то с кем-то случалось. В каждой битве погибают люди, но больше людей выживает. На западе и на востоке, в каждом трактире и кабаке вы найдете старых солдат, которые дожили до седин и продолжают без конца воевать в битвах своей юности. Они пережили свои битвы, авось переживете и вы. Вот что надо помнить: враг у вас на пути — просто другой человек, который наверняка напуган еще пуще вашего. Если надо — ненавидьте его, если угодно — любите, но уж поднимите меч и убейте его, и гоните коня дальше. Прежде всего двигайтесь — нас слишком мало, чтобы выиграть эту битву. Мы едем, чтобы поднять хаос, купить Безупречным достаточно времени, чтобы они выстроили стену копий, а мы...
— Сир? — Ларрак показал вверх штандартом Королевской Гвардии, и одновременно с тысяч уст сорвался нечленораздельный возглас. На дальней окраине города, где темные уступы Великой Пирамиды Миэрина в восемь сотен футов высотой подпирали беззвездное небо, там, где раньше стояла гарпия, вспыхнуло пламя. Желтая искра блеснула на вершине пирамиды, моргнула и исчезла, и на мгновение сир Барристан испугался, что ветер задул ее. Затем огонь вернулся — ярче, свирепее, пламя полыхнуло желтым, красным, оранжевым, поднявшись и разрывая мрак. На востоке среди холмов брезжил рассвет. Теперь вопила уже тысяча людей, а еще тысячи глядели, указывали пальцами, надевали шлемы, тянулись за мечами и топорами. Сир Барристан услышал лязг цепей — опускная решетка поднималась, и вслед за ней заскрежетали огромные железные петли ворот. Время пришло.
Рыжий Ягненок протянул Барристану крылатый шлем. Барристан Селми надел его на голову, пристегнул к воротнику, снял щит с седла и пропустил руку под ремни. Воздух пах до странности сладко — ничто не заставляет чувствовать себя настолько живым, как близость смерти.
— Да защитит нас всех Воин, — сказал он своим ребятам. — Трубите атаку.

СИР БАРРИСТАН II

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату