Возрождение

Он шевельнул бровями, и его молодой помощник нервно дернулся. Публика весело загудела. Взгляд Джейкобса скользнул по толпе и на мгновение остановился на мне – я теперь стоял в первом ряду. Затем он снова посмотрел на меня и после короткого раздумья отвернулся.

– А это не больно? – поинтересовалась девушка, и теперь я видел, что она совсем не похожа на Астрид. Ну конечно, нет. Моя первая любовь сейчас намного старше… и, где бы она ни находилась, ее фамилия почти наверняка не Содерберг.

– Ни капельки, – заверил Джейкобс. – И в отличие от всех других леди, которые не побоятся выйти сюда, ваш портрет будет…

Он отвернулся от нее обратно к толпе и на этот раз нашел взглядом именно меня.

– …абсолютно бесплатным.

Он усадил ее в кресло, продолжая болтать, но теперь казался слегка неуверенным, как будто потерял нить. Пока помощник завязывал девушке глаза белым шелковым платком, Джейкобс несколько раз смотрел на меня. Если его мысли и занимало что-то другое, зрители ничего не заметили: маленькая красивая девушка собиралась сфотографироваться у ног гигантской красивой девушки – причем не как-нибудь, а с завязанными глазами, – что вызывало немалый интерес. Как и то, что живая девушка демонстрировала всю прелесть своих ножек, а та, что на фотографии, – своей груди.

– А кому… – начала девушка, и Джейкобс тут же поднес микрофон к ее губам, чтобы вопрос могли слышать все присутствующие, – нужна моя фотка с повязкой на глазах?

– У тебя не все прикрыто повязкой, дорогуша! – крикнул кто-то из толпы, что вызвало одобрительный смех. Девушка на стуле крепко сжала коленки, но тоже слабо улыбнулась. Так улыбаются люди, которым ничего другого не остается.

– Дорогая, я думаю, что вас ждет удивительный сюрприз, – пообещал Джейкобс и повернулся к толпе. – Электричество! Хотя мы все воспринимаем его как нечто само собой разумеющееся, оно является самым большим чудом природы. По сравнению с ним пирамида Хеопса – просто муравейник! Электричество – основа нашей современной цивилизации! Кое-кто считает, что понимает его суть, но позвольте вас заверить, леди и джентльмены, что никто не может постичь тайны электричества, той силы, что связывает саму Вселенную в единое гармоническое целое. Понимаю ли его я? Нет. Во всяком случае, не до конца. Но зато мне известна его сила разрушения, исцеления и создания волшебной красоты! Как вас зовут, мисс?

– Кэти Морс.

– Кэти, есть старинное изречение: красота – в глазах смотрящего. Сегодня вечером мы и все присутствующие убедимся в его справедливости, а когда вы отсюда уйдете, у вас будет портрет, который вы сможете показать своим внукам. А они – своим! И если эти пока еще нерожденные потомки не станут им восхищаться, мое имя – не Дэн Джейкобс.

А оно действительно другое, подумал я.

Меня уже шатало из стороны в сторону, как будто в такт доносившейся с каруселей музыке и звону в ушах. Я пытался остановиться, но понял, что не могу. Меня не покидало странное ощущение, будто из ног вытягивали по одной все косточки, превращая их в бесполезные куски плоти.

Ты – Чарлз, а не Дэн. Неужели ты думаешь, что я не знаю человека, который вернул моему брату голос?

– А теперь, леди и джентльмены, я попрошу вас на мгновение закрыть глаза!

Помощник театрально закрыл ладонью свои. Джейкобс крутанулся на месте, приподнял черную ткань на задней панели камеры и набросил себе на голову.

– Закройте глаза, Кэти! – скомандовал он. – Электрический импульс настолько мощный, что может на время даже ослепить! Считаю до трех! Один… два… и три!

Я снова ощутил, как воздух вдруг стал удивительно плотным, и окружающие, похоже, тоже это заметили, потому что толпа отшатнулась назад. Затем послышался громкий треск, будто кто-то щелкнул пальцами возле моего правого уха. Все озарилось яркой синей вспышкой.

– О-о-о… – охнули зрители. А когда все увидели, что стало с фотографией на большом полотне, над толпой пронесся крик изумления:

– А-А-А-А-А!

Вечернее платье осталось прежним – очень открытое, усыпанное серебряными блестками. Кокетливое очертание чашечек и сложная прическа не изменились. Однако грудь стала меньше, а волосы – светлыми. Перемены коснулись и лица. Теперь на полу танцевального зала стояла Кэти Морс. Я моргнул, и юная оклахомка исчезла, а на ее месте оказалась Астрид. Точно такая, как в шестнадцать лет, когда я изнывал от любви к ней днем и от похоти – в конце концов утоленной – ночью.

Ошеломленная толпа выдохнула, и мне пришла в голову дикая мысль, которая тем не менее казалась верной: все присутствующие видели кого-то из своей прожитой жизни – навсегда канувшего в Лету или измененного живым течением времени.

А потом на фотографию снова вернулась Кэти Морс, но это было не менее изумительным. Кэти Морс ростом двадцать футов, в дорогом