Господин Фираго был бизнесмен, а значит, уж наверное не полный осел, – но он, видимо, просто никак не мог уразуметь, что есть вещи, которые невозможно купить. “Если приложить усилия. Если постараться. Если очень хорошо постараться и приложить все необходимые усилия…”
– Вы думаете, мне его не переубедить? – озабоченно спросил он у Роберта. – Если, например, очень постараться?
– Я бы вам не советовал, – отозвался Роберт, тоже озабоченно. Со всей доступной ему озабоченностью. – Можно перегнуть палку. Давайте лучше пока ограничимся уже достигнутым. А там видно будет.
Это была безотказная проверенная идея. Главное – построить в воображении клиента перспективу, остальное начнет совершаться как бы само собою.
– То есть, вы думаете, через месяцок-другой?..
– Правильнее: через полгодика-год, – сказал Роберт, вынимая из принтера распечатку счета-договора.
– Ну что ж… – перспектива обрисовалась, процесс пошел. – Наверное, вы правы. Я готов положиться на вашу компетентность. Вы известите меня, когда это потребуется?
– Мы еще не раз с вами увидимся, – пообещал Роберт. – Мы теперь в прочном контакте. Наверняка понадобятся дополнительные консультации. И неоднократные. Так всегда бывает… Вот ваш счет. Как вам удобнее – чеком или наличными?
Господину Фираго оказалось удобнее наличными. И почему-то – дойчемарками. При том, что аванс он выплачивал, помнится, английскими фунтами. Видимо, он что-то как-то таким вот образом выгадывал. Он, видимо, был из тех, кто постоянно выгадывает четверть процента, Это был его модус операнди, плавно преобразовавшийся уже в модус вивенди. Наверное, это способствовало его процветанию. Наверное, он был богат. (“Мерседес”, мордастый шофер-охранник, бумажник, плотно набитый кредитными карточками и валютой). Но при всем при том он был все-таки еще и дурак.
– Позвольте мне… – сказал он, протягивая Роберту радужную бумажку (кажется, двести марок). – В знак признательности… и с особой благодарностью…
Роберт мельком глянул на бумажку и, поджав губы для значительности, стал смотреть господину Фираго в лицо, но не в глаза ему, а ниже, в румяные нервно шевелящиеся губы. Наступила минута острой неловкости, и длилась она секунд десять.
– Все! Понял! – господин Фираго поднял руки (в одной бумажник, в другой – бумажка). – Намек понят и усвоен! Все деньги – из одного окошечка, правильно, разумно. Был бестактен. Забудем, договорились?
Забудем? Роберт мысленно усмехнулся. Ну нет.
– Договорились, – сказал он. И почувствовав в тоне своем некое невольное пренебрежение, высокомерие даже какое-то барское, поспешно добавил: – Нет проблем. Дело житейское.
И тут в лице господина Фираго, в румяном этом, глуповатом личике фарфорового поросенка, что-то неуловимо изменилось, и сам он изменился весь, – как бы выпрямился и сделался даже выше ростом. Роберт, удивившись и насторожившись, приготовился уже выслушать горделивую тираду (в защиту незапятнанной чести и достоинства), но господин Фираго, напротив, понизил почему-то голос и спросил вдруг:
– А мы с вами как, не мешаем маэстро? Не слишком здесь галдим?
Словечко “галдим” в устах его прозвучало совершенно неожиданно и неуместно, да и сам вопрос показался Роберту как бы из другой пьесы, словно Сальери-Смоктуновский заговорил вдруг в манере Юрия Никулина.
– Не думаю, – сказал он озадаченно. – Не думаю, что он нас вообще слышит… Но орать при этом, разумеется, не следует, – добавил он на всякий случай.
– Ни боже мой. Наоборот. А как здесь у вас насчет “жучков”?
– Каких жучков?
Господин Фираго менялся на глазах. Куда девался розовый надувной шарик с поросячьими манерами? Перед Робертом стоял озабоченный и внимательный джентльмен, склонный, правда, к полноте, но при этом вполне элегантный и даже значительный.
– Я, собственно, имею в виду записывающие устройства, – пояснил он деловито. – Как тут у вас насчет?
– Не знаю, – сказал Роберт, от удивления рассердившись. – А в чем, собственно, дело?
– А в том дело, что я хочу поговорить с вами сейчас о довольно интимных вещах. Можно? Или лучше не рисковать?
У Роберта мелькнула было мысль, что с папаней случился приступ мании преследования пополам с манией величия, однако господин Фираго эту мысль немедленно развеял.
– Вам большой привет от Германа Тихоновича, – сказал он, еще основательнее понизив голос и глядя Роберту прямо в глаза – зрачки в зрачки, совершенно так, как некогда делал это сам Герман Тихонович. И хотя Герман Тихонович в своей роли смотрелся безусловно гораздо более убедительно, но и у господина Фираго получалось тоже очень даже недурно.
