личным превосходством и, вне всяких сомнений, перематерил матершинника Семена с его сраным пистолетом. А что касается героя-Юрки- Полиграфа, то он был как всегда точен, однозначен и чисто конкретен…
…За все эти подвиги было выпито с бурным энтузиазмом и даже с некоторой жадностью, вновь наполнено и вновь выпито же. В головах зашумело теперь уже и от спиртного тоже. Матвея потянуло спеть, и он незамедлительно спел – старинное, давно уж всеми позабытое и вышедшее из употребления, но вечно прекрасное:
И Вельзевул тотчас же подхватил (“четвертым голосом”):
Выяснилось вдруг, что песню эту знают все, и все почему-то встали (со стаканами наизготовку), торжественно и разом, словно при исполнении любимого гимна.
…Что за чертовщина, думал Вадим, старательно выводя энергичные синкопы. Что это нас разобрало вдруг? Что за всеобщая, внезапная и взаимная любовь?.. Мысли у него цеплялись друг за друга и путались, превращаясь в “бороду”, знакомую каждому рыболову. Из какой-то неожиданной петли вдруг выползло: “Эволюция уничтожает породившие ее причины…” Это надо было бы обдумать. А, впрочем, зачем? Может быть, наоборот, ничего не обдумывать, а лучше еще раз выпить… и потом снова налить. В конце концов, плевать мне на эволюцию. Вообще. Главное, что все мы здесь братья… и навсегда. “А где вы все были, когда я дристал от страха? – спросил он, сводя брови самым грозным образом. – Где? Неделю назад всего?.. И вдруг – словно просветление на “ас нашло…” И сразу же, строго: не надо так думать. Это дурно. Это недостойно. О друзьях так не думают. О братьях… Не суди, брат! (Это, кажется, Юрочка вмешивается, Полиграф.) А кто, собственно, судит? Я? И не думаю даже. Страшный суд. Районный. “Решение районного Страшного суда утверждено в городском Страшном суде и теперь будет опротестовано в Верховном Страшном суде”… О хищные жертвы века! В конце концов, все люди слабы. Все, совсем без исключения. И особенно слабы так называемые супермены: они не способны справиться с собой и отыгрываются на других. Тоже слабых… Как так – глупости? Хотя-а- а… А пусть даже и глупости. Между прочим сказано: хочешь, чтобы тебя услышали, говори глупости…
…Тут Андрей объявился рядом, обнял Вадима за плечи и принялся ласково уговаривать его поехать с ним куда-то… Куда-то далеко, в непроизносимую даль… Там у него есть страна холмов, целая планета холмов, их там тысячи – округлых, одинаковых, невысоких сопок, весной шелковисто-зеленых и мягких, летом буро-желтых, колючих, источающих зной… а между ними прихотливой змеей (гигантской драконьей кишкой) извивается цепь сорока семи озер, библейски фантастических и прекрасных: первое – зеленое и твердое видом, словно малахит, другое – неправдоподобно желтое, маслянистое и как бы мертвое, третье – гагатово-черное (не агатовое, а именно гагатовое, гагат – это такая разновидность антрацита), оно черное, но когда смотришь под известным углом к солнцу, твердая стеклянная вода брызжет всеми цветами радуги, спектрально-чистыми, словно это не вода, а экран какого-нибудь супермонитора… И там надо будет отлавливать раков… там водятся раки, разноцветные и тяжелые, словно из золота… собственно, они и в самом деле из золота: они вытягивают золото из воды и из ила – золото, молибден, уран… Каждый такой рак – пара тысяч баксов, но разве в баксах дело?.. “Ты же лучше меня знаешь, что дело совсем не в баксах”. – “…Знаю. Но зачем тебе я понадобился? Возьми лучше Вельзевула, он этих твоих раков будет “уговаривать”, как тараканов в ванной…” – “Чудак, да я же для твоей пользы. Знаешь: уйди от зла – сотворишь благо”. – “Знаю: уйдя от блага, не содеешь зла…” – “Какое там благо: сожрут они тебя. Сегодня мы тебя отмазали, а завтра зазеваемся, и они тебя – ам!..” – “Ты ничего не понял, – сказал ему Вадим. – У меня все хорошо. А- атлично, Константин!.. Давай выпьем”.
– Да тише вы, гробозоры! – заорал вдруг Матвей, и когда стало чуть тише (все, кроме Вельзевула, замолчали и воззрились на него), произнес несколько непонятных слов и закончил: – …Твой Интеллигент-Профессор, побеждает в первом круге: шестьдесят восемь процентов – чистая победа!
– Ну? – сказал Вадим, осознав (не сразу), что обращаются именно к нему.
– Пальцы гну! – рявкнул Матвей, поднимая над головой лэптоп, с которым он пристроился в уголочке на диване. – Экзитпол опубликовали… Фонд Сороса… У Профессора – шестьдесят восемь процентов, у Генерала – двадцать семь. Чистая победа в первом туре.
– У кого победа? – спросил Вельзевул, до которого, как правило, все доходило медленно. (“Я понимаю медленно, но всегда!”.)
– У Профессора!
– Как так – у Профессора? – проговорил Вельзевул, и взор его обратился на Вадима. И все воззрились теперь уже на Вадима, словно он совершил что-то вдруг и неприличное.
Он пожал плечами.
