— Так. Не знаете. А где вы их взяли?
— Это мои.
— Бросьте, Луарвик. Кто вам их дал? Вы же явились сюда с пустыми карманами. Мозес, больше некому. Так?
— Вы не хотите деньги?
— Вот что, — сказал я. — Эти деньги я конфискую, а вас привлекаю за попытку подкупа должностного лица. Вы вляпались в очень нехорошую историю, Луарвик.. Вам остается одно: говорите все начистоту. Кто вы такой?
— Вы взяли деньги? — осведомился Луарвик.
— Я их конфисковал.
— Конфисковал… Хорошо, — сказал он. — А где чемодан?
— Вы не понимаете, что такое «конфисковал»? — сказал я. — Спросите у Мозеса… Итак, кто вы такой?
Не говоря ни слова, он встал и направился к двери. Я сгреб деньги и пошел за ним следом. Мы прошли по коридору и стали спускаться по лестнице.
— Вы напрасно не отдаете чемодан, — сказал Луарвик. — Это не будет вам полезно.
— Не угрожайте, — напомнил я.
— Вы будете причиной большого несчастья.
— Хватит врать, — сказал я. — Не хотите говорить правду — дело ваше. Но вы уже влипли по уши, Луарвик, и утянули за собой Мозеса. Теперь вы легко не отделаетесь. С часу на час сюда приедет полиция, и вам все равно придется рассказать правду… Стоп! Не туда. Идите за мной.
Я взял его за пустой рукав и отвел в контору. Потом я позвал хозяина и в его присутствии пересчитал деньги и написал протокол. Хозяин тоже пересчитал деньги — денег оказалось больше восьмидесяти тысяч, мое жалованье за восемь лет беспорочной службы, — и подписал протокол.
Все это время Луарвик стоял поодаль, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, как человек, которому хочется уйти как можно скорее.
— Подпишите, — сказал я, протягивая ему авторучку.
Он взял ручку, внимательно оглядел ее и осторожно положил на стол.
— Нет, — сказал он. — Я пойду.
— Как хотите, — сказал я. — Вашего положения это не изменит.
Он сейчас же повернулся и вышел, задев плечом за косяк. Мы с хозяином посмотрели друг на друга.
— Зачем он хотел вас подкупить? — спросил хозяин. — Что ему было надо?
— Чемодан, — сказал я.
— Какой чемодан?
— Чемодан Олафа, который стоит у вас в сейфе… — Я достал ключ и открыл сейф. — Вот этот вот.
— Он стоит восемьдесят тысяч? — спросил хозяин с уважением.
— Он стоит, наверное, гораздо больше. Тут какая-то темная история. Алек. — Я сложил деньги в сейф, снова запер тяжелую дверцу, а протокол положил в карман.
— Кто же этот Луарвик? — задумчиво сказал хозяин. — Откуда у него столько денег?
— У Луарвика не было ни гроша. Деньги ему дал Мозес, больше некому.
Хозяин поднял было толстый палец, чтобы что-то сказать, но раздумал. Вместо этого он энергично потер толстый подбородок, гаркнул: «Кайса!» и вышел. Я остался сидеть за конторкой. Я принялся вспоминать. Я тщательно перебрал в памяти самые мелкие незначительные происшествия, свидетелем которым я был в этом отеле. Выяснилось, что запомнил я довольно много.
Оказывается, я помнил, что при первой нашей встрече, Симонэ был одет в серый костюм, а на вчерашней вечеринке он был в бордовом, и запонки у него были с желтыми камешками. Я помнил, что, когда Брюн клянчила у своего дяди сигарету, он всегда доставал их из-за правого уха. Я помнил, что у Кайсы есть маленькая черная родинка на правой ноздре; что дю Барнстокр, орудуя вилкой, элегантно отставляет мизинец; что ключ моего номера похож на ключ от номера Олафа; и еще много подобной же дребедени. Во всей этой навозной куче я обнаружил две жемчужины. Во-первых, я вспомнил, как позавчера вечером Олаф, весь в снегу, стоял посередине холла со своим черным чемоданом и оглядывался, словно ожидал торжественной встречи, и как он посмотрел мимо меня на закрытый портьерой вход на половину Мозесов, и как мне показалось, что портьера колышется — надо полагать, от сквозняка. Во-вторых, я вспомнил, что, когда стоял в очереди у душа, сверху спустились рука об руку Олаф и Мозес…
Все это упорно наводило меня на мысль, что Олаф, Мозес, а теперь и Луарвик — все это одна компания, причем эта компания отнюдь не стремится афишировать, что она — одна компания. И если вспомнить, что я обнаружил Мозеса в номере-музее рядом со своим номером за пять
