потом еще два дня мне потребовалось, чтобы прийти в себя. Водкой мы благословляли мясо, молдавским коньяком поднимали тост за всю родословную свиньи, потягивали русское пиво, пока нарезали не до конца размороженную свинину на кусочки, красное вино вливали в маринад и в самих себя, и к концу дня мы произносили эмоциональные речи о красоте сырого мяса и мужских дружеских узах. Пока мы с Володей смотрели футбол на зернистом 10-дюймовом телеэкране, мы изрезали 70 кг мяса, извели по мешку лука и помидоров на салаты, в которые добавили несколько пучков разных измельченных трав и приправ, и выпили все, что было в доме. К концу вечера были готовы пять переполненных ведер с нарезанной свининой, которую полагалось пожарить на следующий день на огне. Мы стали почти одной семьей (что оказалось очень кстати, ведь я забыл у Володи дома все свои вещи: пальто, шапку, камеру и ключи). И еще я остался горд собой, потому что в автобусе, который отвозил меня домой, я смог сдержаться, и меня не вырвало. Ну а лучший, испытанный временем рецепт приготовления шашлыка, которому мы так тщательно следовали, так и остался для меня секретом, потому как я совершенно не помню, что и как именно мы делали.
Однако нечестно делать вид, что я относился к работе в России только как к увлекательному заграничному приключению. Полеты шаттлов были уже полностью прекращены, и к концу десятилетия «Союз» должен был стать главным средством доставки на МКС. Понятно, что сотрудничество между США и Россией приобретало все более высокую значимость. Я изучал язык и разбирался, как работает российское космическое агентство «Роскосмос», ведь все это было частью подготовки к огромным грядущим изменениям, о которых все уже знали. Кроме того, так я был уверен, что сохраню квалификацию для полетов. На всякий случай.
Здесь нет никаких «или-или», нет выбора между удовольствием и развитием, если под развитием понимать не очередной шаг по карьерной лестнице, а изучение чего-то нового. Двигаться вперед можно, только пока учишься, даже если карьера стоит на месте. Именно по этой причине я попросил о подготовке к полету на «Союзе». Мне интересен был и сам корабль, ведь он так сильно отличается от шаттла. При этом я понимал, что мои шансы полететь на нем были примерно так же малы, как шансы спеть на сцене вместе с Элтоном Джоном. Только при условии абсолютной недееспособности российского командира экипажа можно допустить, что североамериканский астронавт будет хотя бы просто допущен к полету на этом корабле. А ведь сначала нужно еще получить назначение на участие в космической миссии. Другими словами, очень необычный должен сложиться пасьянс.
Я думал, что наступит день и обучение принесет плоды, но даже если нет — что ж, учиться управлять «Союзом» было интересно само по себе, и наверняка полученные навыки пригодятся мне и в какой-нибудь другой области. Словом, я прошел программу обучения бортового инженера и научился выходить в открытый космос в скафандре российского производства. Понятно, что дополнительное обучение поглотило все мое свободное время. Но благодаря ему я смог посмотреть изнутри на российскую систему, которая сильно отличается от нашей, ведь, прежде чем приступить к работе на тренажерах, там придется пройти очень строгую теоретическую подготовку, которой уделяется особое внимание. Понимание российского взгляда на проблемы помогало мне в моей повседневной работе, особенно когда я пытался устранить противоречия между нашей и российской космическими программами. Меня никогда не приглашали управлять «Союзом» или работать в открытом космосе для российской стороны — и никогда не пригласят. Но все же я рад, что знаю, как это делать.
Некоторые этапы подготовки астронавтов очень похожи на обучение в школе: приходится сидеть в учебном классе и слушать преподавателя, проходить тесты и получать оценки. Вместе с тем мы обучаемся с помощью компьютеров и тренажеров, которые представляют собой полноразмерную модель настоящего космического корабля. В Космическом центре им. Джонсона моим любимым местом обучения был бассейн — гидролаборатория. Иногда мы работали там для настройки нового оборудования и испытания новых методик для будущих полетов. Иногда мы пытались найти решения проблем, с которыми сталкивались астронавты, находящиеся на орбите; на Земле, где риск невелик, у нас было намного больше свободы для эксперимента. Кроме того, в гидролаборатории проходили многочисленные тренировки, потому что в земных условиях только плавание в воде достаточно близко моделирует невесомость, благодаря чему можно учиться работе в открытом космосе. В бассейне я чувствовал себя настоящим, полноценным астронавтом: на мне был космический скафандр, я дышал с помощью тех же систем, которые поддерживают дыхание во время выхода в открытый космос. Эти тренировки давали очень реалистичные ощущения и также были физически изматывающими, но я никогда не уставал от них. Перед своим первым выходом в открытый космос в 2001 г. я провел почти 50 полных суток, тренируясь в бассейне. После шестичасовых занятий в воде у меня не было никаких проблем со сном.
Удивительно и непостижимо, скольким разным вещам я учился, и я не мог не полюбить это дело. Летом 2010 г., например, я выполнил одну работу в составе международной исследовательской команды на озере Павильон в Британской Колумбии. Это прекрасное пресноводное озеро, дно которого усеяно микрофитолитами — каменистыми структурами разных размеров и форм, которые очень похожи на кораллы. Микрофитолиты были очень распространены примерно два миллиарда лет назад на заре истории Земли, но сейчас они достаточно редки. Целью исследовательского проекта на озере Павильон является попытка разгадать, как они образуются. Это позволит больше узнать о происхождении жизни на Земле. Виды на дне озера очень похожи на неземные, а исследование дна
