Мари, погруженная в приятные размышления о своей будущей свадьбе, услышала тихий свист. Сперва она всего лишь удивилась – кто осмеливается на такую дерзость накануне похорон? – а в следующий миг ее будто обожгло. Свистели хорошо знакомый ей мотив. Эту песенку сочинила Николь Огюстен.
Подмастерье тоже обратил внимание на тихий звук. Он обернулся и увидел на площади перед церковью девушку, а возле башни – плохо различимого в сумерках паренька, прислонившегося к стене. К нему-то и направлялась девица. Подмастерье завистливо усмехнулся: хоть кому-то будет тепло в эту ночь! А у него еще работы невпроворот, впору самому ложиться в гроб.
Мари неуверенно приблизилась к башне, подслеповато щурясь.
– Не вздумай завопить, – тихо, но отчетливо предупредила Николь, когда между ними оставалось не больше пяти шагов.
Мари разинула рот, намереваясь завизжать во все горло.
Одним прыжком Николь оказалась возле нее и зажала ей рот. Со стороны они походили на обнимающихся влюбленных.
– Молчи! – зашептала она ей на ухо. – Ты меня убьешь!
Девушка дернулась, замычала и закивала часто-часто. Тогда Николь убрала ладонь.
– Ты в штанах?! – первым делом ужаснулась горничная. – Какой позор! А где твои волосы?
Николь невесело улыбнулась. В этом была вся Мари. Она увлекла ее подальше от взглядов, которые бросал на них любопытный подмастерье, и остановилась в тени за башней так, чтобы не попасть в круг света от факела.
– Мне нужна твоя помощь.
– Ты так странно выглядишь… – горничная внимательно разглядывала ее.
– Мари, послушай…
– Ты знаешь, что тебя разыскивают? Даже кошка выдаст тебя графу, если узнает! Хотя, по правде сказать, узнать непросто.
– Я тебя позвала, чтобы…
– Как же ты подурнела! – не умолкала Мари. – И постарела!
– Да выслушай же меня!
Николь тряхнула ее за плечи, и девушка озадаченно замолчала.
– Видела плотников возле церкви?
Та кивнула.
– Ты можешь их отвлечь?
Глаза Мари округлились:
– Как же я их отвлеку?
Но Николь все обдумала за двоих.
– Ты скажешь, что на кухне для них приготовлена еда: пироги с мясом и вино. Это чистая правда.
– Откуда ты знаешь?
Николь вздохнула.
– Потому что перед похоронами всегда пекут поминальные пироги. Завтра их будут раздавать нищим.
– Ах да, верно… И что же?
– Уговори работников пойти за тобой. Скажи, что ты не можешь утащить столько съестного за раз, а дважды тебе не позволят зайти в кухню.
– Они не поверят!
– Они хотят есть, а голодные люди верят всему.
– Для чего тебе это?
– Мне нужно пробраться в церковь, – призналась Николь.
Мари так и пробуравила ее своими маленькими глазками.
– Это еще зачем?
– Хочу попрощаться с графиней и Элен. – Николь сама удивилась тому, как правдиво звучит ее ложь. – У меня не будет другой возможности. Прошу тебя, Мари!
Горничная шмыгнула носом и обернулась посмотреть на церковь, но та была скрыта от нее выступом башни.
– Тебя разыскивают за убийство! А ты явилась сюда… В штанах!
Мари всплеснула руками. Больше всего ее возмущала мужская одежда. Можно найти оправдание служанке, убившей осточертевшую хозяйку, но надеть штаны – значит опозорить себя до конца жизни.
– Если бы тебя увидела Бернадетта, она бы приказала тебя выпороть! – сурово заключила горничная.
Николь вздохнула. Ход мыслей Мари всегда было нелегко проследить.
– Бернадетта не должна меня увидеть. Послушай, я ни в чем не виновата, клянусь! Стала бы я приходить сюда, если бы и в самом деле была убийцей?
Мари почесала кончик носа.
– Ладно, так и быть, помогу тебе. А как ты после выберешься?
Николь украдкой выдохнула от облегчения.
– Я что-нибудь придумаю, не беспокойся, – скрывая радость, заверила она. – Спасибо тебе, Мари!
– Потом сочтемся, – буркнула девушка. – Жди здесь, я схожу разведаю, что на самом деле творится на кухне. А то приведу плотников, а там одноглазая…
Николь вынуждена была согласиться. На прощанье она обняла подругу.
– Никуда не уходи отсюда, – предупредила та. – Я скоро вернусь.
Мари растворилась в сумраке. Ее не было долго, и Николь, съежившаяся в комочек под стеной башни, успела замерзнуть. Но она терпеливо ждала, не выходя на площадь.
Когда за углом раздались знакомые шаги, Николь встрепенулась и поднялась. Судя по запаху теплой булки, разносящемуся в воздухе, Мари захватила с собой пару хлебцев и для нее.
– Да благословит тебя господь, – прошептала Николь, тронутая такой заботой. Как-никак, Мари здорово рисковала, помогая ей.
Но вместе с горничной из-за башни появились несколько человек и быстро окружили девочку.
– Вот она, ваша милость! – сказала подошедшая Мари, кивнув на Николь.
Граф Гуго де Вержи выхватил у слуги факел, поднес его близко к девочке и, узнав ее, улыбнулся почти с нежностью.
Ножи у нее отобрали: и тот, который она нашла в доме викария, и принадлежавший матери. Гуго де Вержи так и перекосило, когда он увидел лезвие, хитроумным способом прятавшееся в ручке.
Николь проволокли подвальным коридором северной галереи и втолкнули в комнату без окон, в которой она никогда не была прежде. Низкий потолок с длинным рядом тусклых светильников, шершавый каменный пол, сосновая скамья у стены, стул с высокой спинкой и ремнями, продетыми в отверстия подлокотников… На удивительно изящном столе, казавшемся чужеродным в этой комнате, лежали какие-то свертки. Все это Николь заметила не сразу. В первую очередь взгляд ее упал на выдолбленный в каменном полу длинный желоб, уходивший под небольшим наклоном к стене. Отверстие чернело в ней, похожее на крысиную нору.
Николь как-то сразу поняла, зачем нужен этот желоб. Она не испугалась, но ее словно толкнули кулаком в сердце, коротко и сильно.
Один из слуг маркиза подтащил девочку к стулу, усадил и с ловкостью, выдающей немалый опыт, закрепил ремнями руки и ноги. Прижал ее затылок к подголовнику – и лоб Николь плотно обхватила кожаная лента. Теперь она не могла ни пошевелить руками и ногами, ни даже кивнуть.
Слуга, привязывавший ее, был полноватый немолодой мужчина с добродушным лицом. Николь показалось, он что-то тихонько напевал себе под нос, делая свое дело. Закончив, он вышел, и почти сразу появился маркиз де Мортемар, замер на пороге, озадаченно разглядывая пленницу.
А затем по его губам скользнула та же улыбка, что и у графа. Видит бог, Николь предпочла бы увидеть ненависть на их лицах, чем эту плотоядную нежность.
– Камень, – промурлыкал граф де Вержи, подойдя. – Где?
Николь молчала.
– Если признаешься сразу, то все это… – Гуго обвел рукой предметы на столике, – …окажется лишним.
Николь прикрыла глаза, но ее с силой хлестнули по щеке.
– Грязная девка, смотри на меня, когда с тобой разговаривает граф де Вержи!
«Граф де Вержи, убийца своего брата», – мысленно дополнила девочка. От пощечины, нанесенной маленькой белой ладонью Гуго, расползалась боль.
Николь было бы очень страшно, если б не окутывавший ее плотный кокон безразличия. Голос чувств пробивался сквозь него едва-едва, и куда сильнее страха была горечь от того, как глупо сорвалось все, что она задумала.
– Девочка, послушай, – вступил Мортемар. – Мне нужно от тебя только одно. Камень. Отдай его мне.
Его порозовевшее лицо оказалось близко-близко от Николь.
– Ну же, малышка, – нашептывал маркиз, приблизив губы к ее уху, – ответь, и я отпущу тебя. Мне нужен только он. Ты спрятала камень, я знаю. Скажи, где.
Николь молчала.
– Отвечай! – взревел маркиз, брызжа слюной ей в лицо. Несколько долгих мгновений оглушенной Николь казалось, что он вот-вот вцепится желтыми зубами ей в горло. Но Жан Лоран взял себя в руки.
– Гуго, это бесполезно. Мы впустую тратим время. Позови Дидье.
И, обернувшись к Николь, добавил почти равнодушно:
– Я не знаю, малютка, почему ты молчишь. Но, поверь, твое молчание обойдется тебе в такую цену, что ты проклянешь себя за то, что не призналась добровольно.
