Что ж, хоть кому-то польза от его жертвы.
Резкий тычок в спину заставил Венсана упасть на колени перед скамьей, с которой взирал его милость граф Гуго де Вержи.
– Бонне, ты спятил? – брезгливо осведомился граф. – Или ты объяснишься, или…
Он умолк, предоставляя лекарю самому додуматься о последствиях.
– Ваша милость, ваших супругу и дочь отравили моим ядом, – повторил Венсан, не поднимаясь с колен. – Его украли у меня. Я провел расследование, чтобы найти убийцу, и теперь знаю, кто он.
Повисло молчание. С площади тоже не доносилось ни звука – люди прислушивались, пытаясь не упустить ни одного слова из тех, что прозвучат возле помоста.
Венсан знал: графу достаточно сделать едва заметное движение бровью, и его склоненную шею насквозь пронзит острие пики. Перед глазами лекаря желтели доски настила, он ощущал занозу, впившуюся ему в ладонь. «Глупо умирать с занозой в ладони», – подумал Бонне, и тут его подняли на ноги.
– Убийца – девчонка, – медленно проговорил граф, не сводя с лекаря пронзительного взгляда. Маркиз де Мортемар одобрительно кивнул.
– Нет, ваша милость. Николь Огюстен любила вашу дочь и служила ей верой и правдой. Ни ей, ни ведьме Черного леса незачем было убивать Элен.
– А Алису? – вмешался маркиз.
– Ее милость погибла потому, что знала, кто настоящий убийца.
Венсан бросил быстрый взгляд на Пьера, возвышавшегося за спинами графа и маркиза. Начальник охраны, казалось, окаменел.
– Если это был твой яд, отчего же ты не признался сразу?
– Боялся, что ваша милость обвинит в смерти дочери меня.
– А теперь не боишься? – хмыкнул маркиз.
– Боюсь, – кивнул Венсан.
– Тогда отчего же?..
– Не хочу потворствовать настоящему убийце, ваша светлость.
Вновь повисло молчание, и из толпы вдруг донеслось: «Девку-то оболгали! Не она это!»
Гуго де Вержи откинулся на спинку скамьи и приказал:
– Говори! И постарайся убедить меня.
Венсан облизнул пересохшие губы.
– Их отравили настоем элесии синелистной, – хрипло сказал он. – Я использовал его в небольших дозах для того, чтобы избавлять графиню от головных болей. После смерти ее милости я обнаружил, что флакон с настоем пропал из моего дома.
– А синие пятна… – вспомнил Мортемар.
– Являются признаком отравления элесией. Это подтвердит любой знающий травник. Элен выпила неразбавленный настой, и он подействовал тотчас же. А графиня прожила чуть дольше, поскольку яд развели в вине. Вы видите, ваша милость, оба раза отраву поднес человек, которому они доверяли.
– То есть Николь Огюстен, – не удержался начальник охраны, подошедший ближе.
– Вам лучше моего известно, что это не так, – парировал Венсан.
– Я видел ее собственными глазами, – прорычал Пьер. – Девку, стоявшую на подоконнике перед тем, как удрать из покоев ее милости.
Венсан открыл рот, чтобы обрушить на него правду. О, ему было что сказать!
Ты был любовником графини.
Ты убил ее дочь, которая догадалась обо всем и стала опасна для вас.
Ты избавился от Алисы, когда ее начало мучить раскаяние.
Ты пытался убить меня, когда я отыскал в твоих покоях флакон с остатками элесии.
Ты столкнул меня в каменную яму, где я бы умер, если б не вмешательство провидения.
Ты обвинил в своих преступлениях Николь Огюстен, вся провинность которой состоит лишь в том, что она бегала на кладбище Левен с таким же глупым мальчишкой.
И если про Николь Огюстен говорят, что она действовала по наущению ведьмы, то по чьему наущению действовал ты, Пьер Рю, начальник охраны Вержи, убийца двух невинных женщин, лжец и преступник?!
Люди вокруг превратились в слух и подались ближе. Стража опустила пики. Казалось, все перестали дышать, чтобы не пропустить ни слова.
Венсан набрал побольше воздуха и… наткнулся взглядом на нянюшку Коринну, прятавшуюся за Беатрис. Под глазом у толстухи багровела ссадина, к которой она непроизвольно потянулась, заметив его внимание. Неужели Беатрис ее ударила, успел удивиться Венсан, пока пухлая ладошка поднималась к щеке. И чем это можно было оставить такой странный след, похожий не то на лист клевера, не то на крест…
Воздух вышел из Венсана. Лекарь покачнулся и едва устоял на ногах. Правда разверзлась и обрушилась ледяным градом, но не на Медведя, а на него самого. Каждая градина била не хуже камня, и Венсан мысленно вздрагивал и корчился под ударами открывшейся ему истины.
Там, на краю колодца, он нанес лишь один удар и попал по лицу преследователя. На его перстне, имевшем форму креста, даже осталась кровь.
Святой Рохус, как он мог быть таким слепцом!
Ведь он знал, что графиня держала под неусыпным присмотром свою младшую дочь после смерти старшей.
Он знал, что начальник охраны видел Николь Огюстен в комнате Алисы после ее смерти.
Он своими руками вытащил из кармана Медведя платок графини.
Со всех сторон на Венсана обрушились голоса, каждый на разные лады твердил одно и то же, повторяя слова, начиная с которых лекарь мог бы размотать клубок, если бы ему хватило ума.
«У Беатрис снова разошелся кашель…»
«– У вас новая картина, ваша милость?
– Да, начальник охраны принес ее по моей просьбе…»
«Я стоял на самом верху, а мимо промчался какой-то малец… Боднул так, что я крякнуть не успел, как уже распластался внизу!»
– Что с тобой, Бонне?
Резкий окрик графа привел его в себя. Венсан провел рукой по лицу, как человек, которого только что разбудили.
– Простите, ваша милость, – пробормотал он. – Я… Я…
– Да говори же! – не выдержал Гуго.
Лекарь сжал кулаки.
– Их убила ваша младшая дочь, – обреченно сказал он. – Беатрис.
Глава 26
Даже если бы Венсан назвал имя самого графа, не поднялась бы такая буря.
– Гнусная ложь! – визжала Коринна.
– В него вселился дьявол, – взволнованно убеждал всех отец Годфри.
– Беатрис! Он обвинил Беатрис! – разбегалось волнами по толпе.
Малютка Беатрис, их невинное дитя, осиротевшее, потерявшее сестру, настрадавшееся за последнее время… Как он посмел? Вздернуть его! Вырезать ему язык!
Маркиз де Мортемар поднялся, всем своим видом показывая, что достаточно внимания уделил безумцу и больше не намерен слушать его бредни. Граф Гуго, словно забыв про Венсана, отдавал приказания палачу касательно продолжения казни.
Среди всеобщего потрясения только начальник охраны выглядел не изумленным или взбешенным, а озадаченным.
Венсан посмотрел на Беатрис. Девочка съежилась за пухлой спиной Коринны, потрясавшей кулаками и грозившей ему страшными карами и кипящими котлами, и тихо всхлипывала.
Коринна, милая нянюшка Коринна… Тебя-то я и видел первый раз в подземельях, подумал он. Ты передвигаешься бесшумно, словно бабочка. Птичка говорила мне об этом, и не раз, но я как последний дурак пропускал ее слова мимо ушей. Что ты делала в лабиринтах, Коринна? Искала, куда спрятать очередное тело, оставшееся после проказ твоей питомицы? Полагаю, это должен был быть мой собственный труп. К тому времени я уже изрядно утомил вас обеих своей настойчивостью, и ты боялась, что я все пойму о младшей дочери графа.
Но она ведь куда умнее тебя, моя славная Коринна. Она поменяла влажные туфельки на сухие, а убедившись, что я и в самом деле подозреваю ее, нашла для меня удобную жертву. Всего-то и надо было, что украсть у матери благоухающий платок и подсунуть его ничего не подозревающему Медведю, когда он принес ей портрет Шарля де Суи. Бедный Пьер даже не узнал о роли этой тряпки, на которой я выстроил такой основательный воздушный замок.
Но Алиса де Вержи – о, Алиса де Вержи была далеко не так доверчива. Вовсе не из страха за жизнь младшей дочери она держала ее при себе! Графиня надзирала за своей крошкой, что-то подозревая или чувствуя. Она не спускала глаз с малютки Беатрис, и потому малютка Беатрис избавилась от нее.
Ты отдаешь должное ее уму и хитрости, Коринна? Понимаешь ли ты, что она провернула? Переоделась мальчишкой и пробралась по наружной стене в покои матери. Там она влила яд, украденный у меня, в ее вино, и дождалась, когда в комнату вбежит первый свидетель. Как удачно – им оказался Пьер! Твоя питомица не только хитра, но и необычайно везуча.
