– Он перешел? – спокойно спросил Джошуа. – Держу пари, что других входов в пещеру не было…
На мгновение он представил себе, как ледяная вода стекала в темноте по окровавленным пальцам, пока человек пытался выбраться из пещеры, похожей на гроб…
– Наверное, он изрядно выпил. Сестра Серендипити как-то рассказывала, что сомерсетский сидр готовили из свинца, яблок и опилок. Он заблудился, перешел, оказался в маленькой пещере, не понял, что случилось, и, разумеется, еще больше растерялся. Он пытался выбраться, ударился головой, потерял сознание… Я прав?
– Абсолютно. Череп действительно слегка поврежден, – ответил Лобсанг. – Неприятная смерть. Хотел бы я знать, сколько еще людей оказались в ловушке, прежде чем успели понять, что произошло. Прирожденные Путники, Джошуа. История Базовой Земли полна ими, главное – уметь искать. Таинственные исчезновения. Таинственные появления. Загадки запертых комнат. Превосходный пример – Томас Рифмач, шотландский пророк, который, по легенде, поцеловал королеву эльфов и покинул этот мир. В позднейшие времена множество случаев запечатлено в научной литературе и среди разведданных, разумеется.
– Разумеется.
– Ты необычный человек, Джошуа, но не уникальный.
– Отчего ты говоришь мне об этом сейчас?
– Потому что не хочу, чтобы между нами оставались секреты. А еще я собираюсь ступить на опасную почву. Рассказать тебе о твоей матери.
«Марк Твен» двигался на запад почти бесшумно, не считая легких хлопков вытесняемого воздуха.
Джошуа осторожно отвернулся от пышущей жаром рыбины и спросил как можно спокойнее:
– А что ты знаешь о моей матери? Сестра Агнес рассказала мне все, что было.
– Сомневаюсь, потому что она сама не знала историю до конца. А я знаю. И эта история, позволь заметить, в общем и целом позитивная и вдобавок объясняет множество вещей. Думаю, тебе было бы небесполезно. Но если ты скажешь, я выкину эту идею из головы. То есть сотру из памяти навсегда. Выбор за тобой.
Джошуа вновь переключился на рыбу.
– Ты правда думаешь, что я сказал бы: «Не надо, молчи»?
– Прекрасно. Ты, конечно, знаешь – или, по крайней мере, догадываешься, – что сестра Агнес оказалась во главе Приюта в первую очередь в результате случившегося. Я имею в виду скандальные обстоятельства, сопутствовавшие твоему рождению. По сравнению с этим событием изгнание торговцев из храма – просто развеселый мальчишник. Я видел документы, поверь; и я сомневаюсь, что целый конклав кардиналов теперь рискнет отнять у Агнес ее должность. Она знает всю подноготную. И более того… Твоя мать была очень молода, когда забеременела. Слишком молода. Очевидно, Приют недосмотрел. Кстати, твой отец неизвестен даже мне.
– Я знаю. Мария не назвала его имени.
– При старом порядке вещей ее жизнь представляла собой каждодневное покаяние. Соответствующие письменные показания относительно того, каким образом это происходило, хранятся в личном сейфе сестры Агнес – а также, разумеется, в моих папках, ожидая подходящего времени, чтобы выйти на свет. Этот порядок был совершенно неприемлем в современную эпоху – точнее, он был неприемлем в любую эпоху, но некогда его терпели.
Джошуа взглянул на Лобсанга и бесстрастно произнес:
– Я знаю, что кто-то забрал у Марии браслет. Пустяковая штучка, но его подарила ей мать. Больше у нее ничего своего не было. Так сказала сестра Агнес. Наверное, браслет отняли из суеверия или что-то такое.
– Они правда так считали, да. Хотя к суевериям примешалась изрядная доля мелочной жестокости. Мария в тот момент донашивала ребенка. Да, инцидент вроде бы пустяковый, но она не выдержала. В самое неподходящее время. Поэтому в тот же вечер, когда начались схватки, Мария попыталась сбежать из Приюта, перепугалась и… перешла. И тут ты появился на свет. Точнее, она перешла дважды. Она родила тебя и вернулась на Базовую Землю, оказавшись на обочине возле Приюта, где ее обнаружила сестра Агнес. Она пыталась успокоить девушку, потому что Мария находилась в ужасном состоянии. А потом она поняла, что натворила, и перешла обратно. Вернувшись, она принесла с собой младенца, завернутого в розовый свитер из ангорки, и вручила ошеломленной сестре Агнес, которая даже не поняла, что случилось. Лишь в День перехода, когда переходить стали все подряд, до сестры Агнес дошло. Мария умерла, Джошуа, – умерла от послеродового кровоизлияния. Мои соболезнования. Сестра Агнес не смогла ей помочь при всем своем проворстве. Таким образом, друг мой, твой случай уникален, потому что в момент рождения, хотя бы на минуту, ты с гарантией оказался единственным человеком во Вселенной. В полном одиночестве. Интересно, как это повлияло на твое младенческое сознание.
Джошуа, всю жизнь сознававший далекое и торжественное присутствие Тишины, тоже об этом размышлял. «Мое чудесное рождение», – подумал он.
Лобсанг продолжал:
– Ну что? Ты ведь знал не все, да? Ты теперь лучше понимаешь самого себя?
Джошуа уставился на него.
– Рыбу нужно вынуть, пока не пережарилась.
Лобсанг молча наблюдал за Джошуа, который уписывал внушительный кусок рыбы, жаренной с тонко нарезанным репчатым луком (шалота на борту не нашлось), зелеными бобами и соусом, состав которого даже сверхчуткий нос Лобсанга не распознал до конца, хотя, несомненно, там было много фенхеля. Он смотрел, как Джошуа методично мыл и вытирал до блеска разнообразную утварь и приводил кухню в порядок, который вполне можно было назвать армейским.
Он видел, что до Джошуа доходит. Реальность постепенно захлестывала его, как прилив.
Лобсанг негромко сказал:
– У меня тут кое-что есть. Полагаю, твоя мать хотела бы, чтобы эта вещь досталась тебе.
Он извлек что-то маленькое, завернутое в мягкую бумагу, и осторожно положил на сиденье, одновременно загружая в память множество известных трудов по преодолению последствий потери и в то же время не забывая проверять, как работают системы корабля.
Джошуа осторожно открыл сверток. Внутри лежал дешевый – но бесценный – пластмассовый браслет.
Тогда Лобсанг оставил Джошуа одного.
Он зашагал по кораблю, в очередной раз удивляясь тому, как ходьба стимулирует мыслительный процесс. Бенджамен Франклин был прав. Видимо, телесное познание – один из аспектов обладания телом. Феномен, который ему надлежало изучить – или вспомнить. Свет за спиной мерк, по мере того как корабль переходил на ночной режим.
Дойдя до рулевой рубки, Лобсанг открыл иллюминатор, наслаждаясь морозным свежим воздухом миров, омывающим нанодатчики, вживленные в искусственную кожу, и взглянул на Долгую Землю при свете многочисленных лун. Сам по себе ландшафт редко менялся всерьез – очертания холмов, русла рек… но время от времени какой-нибудь действующий вулкан озарял небо, или в темноте пылал подожженный молнией лес. Луна, солнце, базовая геометрия Земли служили неподвижной сценой для бесчисленных, вечно меняющихся форм жизни в бегущих мимо мирах. Но даже лунный свет не везде был одинаков. Лобсанг внимательно наблюдал за Луной и замечал, как потихоньку менялся знакомый древний лик, пока корабль пересекал мир за миром. В то время как лавовые моря оставались прежними, в каждой реальности на поверхность Луны падала иная последовательность случайных метеоритов, оставляя иной узор кратеров и трещин. Рано или поздно, подумал Лобсанг, они должны оказаться в мире, где Луны нет вообще. В конце концов, Луна сама по себе – случайность, результат хаотических столкновений в период формирования Солнечной системы. Отсутствие Луны где-то в отдаленном мире было неизбежно; оставалось лишь подождать, как и с массой других случайностей, которые он предвидел.
Лобсанг многое понимал. Но чем дальше они уходили, тем сильнее его беспокоила тайна Долгой Земли. Ручные профессора в Трансземном институте говорили о Долгой Земле как о некоем конструкте из области квантовой физики, потому что научные термины такого рода, казалось, рисовали верную картину. Но Лобсанг постепенно начал думать, что картина ошибочна, более того, эксперты промахнулись с галереей, и Долгая Земля гораздо сложнее. Он чего-то не знал, а Лобсанг терпеть не мог не знать. В тот вечер он понял, что будет тревожиться, пока луны не закатятся… а потом взойдут солнца и настанет время для повседневных дел, то есть, в случае Лобсанга, для нового беспокойства.
