— Ты думаешь, что они — злыдни?
Он пожал плечами.
— Конклав назвал бы их именно так. — Он отвернулся от Себастьяна, глядя на нее сверху вниз. — Ты выглядишь красивой, — сказал он, но его голос был странно безразличным. — Что случилось? — она была застигнута врасплох
— Что ты имеешь в виду? — он распахнул пиджак
Под ним была белая рубашка. Бок и рукав были запачканы красным. Она заметила, что он действует весьма осторожно, отойдя от толпы, дабы показать ей кровь.
— Я же ощущаю то же, что и он, — ответил Джейс. — Или ты забыла? Я использовал иратце, пока никто не заметил. Это ощущалось, будто кто-то режет мне кожу лезвием бритвы.
Клэри встретила его взгляд. Нет смысла врать, ведь так? Пути назад не было, ни буквально, ни фигурально.
— Себастьян и я подрались.
Он изучал ее лицо.
— Тогда, — ответил он, застегивая наглухо куртку, — я надеюсь, что ты выиграла ту схватку.
— Джейс… — начала она, но он уже обратил свое внимание на Себастьяна.
Его профиль был холодным и четким в лунном свете, как силуэт, вырезанный из темной бумаги. Себастьян, стоящий перед ними, опустил арбалет и поднял руки.
— Так вы со мной? — взревел он. По толпе пошел ропот, и Клэри напряглась. Один из толпы Нефилимов, старик, откинул капюшон и сердито посмотрел.
— Твой отец давал нам много обещаний. Которые не выполнил. Почему мы должны доверять тебе?
— Потому что я докажу свои слова прямо сейчас. Сегодня, — ответил Себастьян, и вынул из-под туники копию Смертельной Чаши. Она сверкала мягким белым светом под луной.
Ропот усилился. Во время ропота Джейс произнес:
— Надеюсь, что все пройдет гладко. Я ощущаю, что не спал прошлой ночью.
Он стоял лицом к толпе и пентаграмме, наблюдая с живым интересом. Углы его лица смягчились в свете ведьминого огня. Она видела шрам на его щеке, впадины на висках, восхитительную форму его губ.
И это было правдой. Он забыл каждую деталь. Так или иначе, хоть она и знала, боль от того, что она видела, как он забыл, была нестерпимой.
Себастьян спустился со скалы и направился к пентаграмме. У ее края он начал распевать заклинания.
—
Он отстегнул от своего пояса тонкий клинок. Поместив Чашу в изгиб своей руки, краем лезвия он провел по своей ладони. Хлынула кровь, черная в лунном свете. Он прикрепил клинок обратно к поясу, и, держа кровоточащую руку над Чашей, продолжил распевать на латыни. Сейчас или никогда.
— Джейс, — прошептала Клэри. — Я знаю, что это не настоящий ты. Я знаю, что внутри еще есть часть тебя, которая не согласна с тем, что здесь происходит. Попытайся вспомнить, кто ты, Джейс Лайтвуд.
Он развернул голову к ней, в его взгляде было изумление.
— О чем ты говоришь?
— Прошу тебя, постарайся вспомнить, Джейс. Я люблю тебя. Ты любишь меня…
— Я люблю тебя Клэри, — сказал он резким голосом. — Но ты говорила, что поняла. Все это. Кульминация всех наших трудов.
Себастьян вылил содержимое Чаши в центр пентаграммы.
— Hic est enim calix sanguinis mei[13]
— Не наших, — прошептала Клэри. — Я не часть этого. Так же, как и ты…
Джейс резко выдохнул. На мгновение Клэри показалось, что это реакция на ее слова (возможно, как-то она смогла пробить его защиту), но она проследила его взгляд и увидела, что в центре пентаграммы появился вращающийся огненный шар. Он был размером с бейсбольный мяч, но он рос на ее глазах, удлиняясь и изменяя свою форму, пока не принял образ женщины, сотканной из огня.
— Лилит, — произнес Себастьян звучным голосом. — Как ты призвала меня, так теперь я призываю тебя. Как ты даровала мне жизнь,
