замедлились. Ее одежда была залита кровью. У Клэри не было сил, чтобы посмотреть в лицо Иззи, и она просто отвернулась и сосредоточила свой взгляд на золотистых волосах Джейса.
— Себастьян, — сказала, или хотела сказать Клэри. Её голос походил на карканье. — Кто-то должен пойти за ним… — И оставьте меня в покое.
— Они ищут его. — Джослин наклонилась к дочери, явно нервничая, ее глаза были широко открыты. — Клэри, отпусти его. Клэри, детка…
— Позвольте ей остаться, — Клэри слышала, как резко сказала Изабель.
Она слышала, как ее мать начала спорить, но все происходящее вокруг казалось таким далеким, как будто Клэри наблюдала за представлением, сидя на последнем ряду. Ничего не имело значения, кроме Джейса. Джейс, сожжение. Слезы обожгли ее веки.
— Джейс, черт возьми, — сказала она, ее голос надрывался. — Ты не умер.
— Клэри, — мягко сказал Саймон. — Это был шанс… — Оставь его. Именно это просил Саймон, но она не могла. Она не может.
— Джейс, — прошептала она. Это походило на молитву, способ, которым он когда-то держал ее в Ренвике и пел ее имя много раз. — Джейс Лайтвуд… — Она замерла.
Вот оно.
Движение было настолько крошечным, что вряд ли это можно было считать движением. Трепет ресниц.
Она склонилась над ним, чуть не падая, и прижала свою руку к его разорванной алой футболке на груди, как будто могла залечить рану, которую сама и нанесла. Вместо этого, она почувствовала — это было так невероятно, что на секунду, она перестала понимать, что происходит, не могла поверить в происходящее — под своими пальцами его сердцебиение…
Эпилог
Сначала Джейс ничего не чувствовал. Потом была темнота, и в темноте, жгучая боль. Это было, как если бы он проглотил огонь, и он душил и сжёг его горло. Он отчаянно глотал воздух, что бы погасить огонь и открыть глаза.
Он видел темноту и тени… слабо освещенная комната, известная и неизвестная, с рядами кроватей и окном, впускающим полый синий свет, и он был в одной из постелей, одеяла и простыни, упали и запутались вокруг его тела как веревки. Его грудь болела, как если бы тяжелый груз лежал на ней, и его рука поднялась, чтобы найти то, что это было, сталкиваясь только с массивным бандажом, обернутым вокруг его голой кожи.
Он снова начал задыхаться, когда чужой голос охладил его.
— Джейс. — Голос был знаком ему как его собственный, и затем была рука, захватывающая его пальцы, переплетающиеся с ними. С рефлексом, рожденным в годы вне любви и близости, он отшатнулся назад.
— Алек, — сказал он, и был в шоке от звука собственного голоса в ушах. Он не изменился. Он чувствовал, как будто бы он был выжжен, расплавлен, и обновлен подобно золоту в суровом испытании… но как? Мог он действительно быть собой снова? Он посмотрел вверх на озабоченные голубые глаза Алека, и знал, где он был. Лазарет в институте. Дом. — Мне жаль… — тонкая мозолистая рука погладила его по щеке, а второй знакомый голос сказал.
— Не извиняйся Тебе не за что извиняться.
Он прикрыл глаза Тяжесть на его груди была все еще здесь: половина на рану, половина на вину.
— Иззи. — У нее перехватило дыхание — Это на самом деле вы, верно?
— Изабель… — начал Алек, как бы предупредить ее не прикасаться к Джейсу, но Джейс сам прикоснулся к ее руке. Он мог видеть, как темные глаза Иззи сверкали в свете зари, и лицо ее было полно надежды и ожидания. Это была та Иззи, которую знала лишь ее семья, любящую и беспокоящуюся.
— Это я, — произнес он и прочистил горло. — Я могу понять, если ты не поверила мне, но я клянусь Ангелом, Из, это я. — Алек ничего не сказал, но его хватка на руке Джейса, усилилась. — Вы не должны ругаться, — сказал он и свободной рукой коснулся парабатая на его ключице. — Я знаю. Я чувствую это. Я больше не чувствую, что мне не хватает части меня.
— Я тоже это чувствую.
Джейс сделал вдох.
— Что-то пропало. Я чувствовал это, даже с Себастьяном, но я не знал, что это, пока оно не пропало. Но это был ты. Мой парабатай. —
