— Нас, — произнесла она. — Боже. Джейс…
Он смотрел на нее с кровати, и, хоть она и ощущала, как разбивается ее сердце, ее разум стремительно думал, стараясь вспомнить, где она оставила свое стило, и сумеет ли она добраться до ножа фирмы X-Acto, спрятанного в ящике тумбочки. Гадая, сможет ли она сделать это, если понадобится.
— Клэри? — Джейс наклонил голову в сторону, изучая ее лицо. — Ты все еще… Ты все еще любишь меня, правда?
— Я люблю Джейса Лайтвуда, — ответила она. — Тебя же я не знаю.
Его лицо изменилось, но, перед тем, как заговорил, крик прорезал тишину. Крик и звук бьющегося стекла. Клэри сразу же узнала голос. Это была ее мать. Не глядя на Джейса, она распахнула дверь спальни и устремилась вниз по коридору, в сторону гостиной. Гостиная в доме Люка была большой, от кухни ее отделяла длинная стойка. Джослин, одетая в штаны для йоги и потертую футболку, стояла у стойки, ее волосы вылезли из пучка в грязном беспорядке. Она явно пришла на кухню, чтобы выпить что-нибудь.
Осколки стекла лежали у ее ног, вода впитывалась в серый ковер. Лицо лишилось всех цветов, по бледности сравнявшись с выбеленным песком. Она смотрела через всю комнату, и до того, как Клэри повернула голову, она уже знала, на кого глядит ее мать.
На своего сына.
Себастьян прислонился к стене гостиной, возле двери, его угловатое лицо было без выражения. Он опустил веки и смотрел на Джослин сквозь ресницы. Что-то в его позе, в его виде, заставляло подумать, что это семнадцатилетний Валентин сошел со снимка Ходжа.
— Джонатан, — прошептала Джослин.
Клэри оставалась пораженной даже, когда Джейс выбежал из коридора и остановился, оказавшись перед Себастьяном. Его левая рука была на оружии, прикрепленном к поясу; его тонкие пальцы были в дюймах от рукоятки одного из кинжалов, но Клэри знала, что ему потребуется меньше секунды, дабы добраться до него.
— Теперь я отзываюсь на Себастьяна, — произнес брат Клэри. — Я пришел к выводу, что не заинтересован в том, чтобы оставить себе имя, что вы с отцом дали мне. Вы оба предали меня, и я предпочел бы иметь как можно меньше связей с вами.
Вода из лужи от разбитого стакана разлилась вокруг ног Джослин темным кольцом. Она сделала шаг вперед, ее взгляд изучал, бегая взад-вперед по лицу Себастьяна.
— Я думала, что ты умер, — прошептала она. — Был мертв. Я видела, как твои кости обратились в пепел.
Себастьян посмотрел на нее, его глаза были спокойны, но сужены.
— Если бы ты была настоящей матерью, — ответил он. — Хорошей матерью, ты бы знала, что я жив. Однажды один человек сказал: «Матери носят ключи от наших душ с собой всю жизнь». Но ты выбросила мой.
Джослин издала горловой звук. Она прислонилась к стойке для опоры. Клэри хотела подбежать к ней, но до сих пор ощущала свои ноги, примерзшими к полу. Чтобы не происходило между ее братом и ее матерью, оно не имело ничего общего с ней.
— Не говори, что ты хоть немного не рада видеть меня, Мама, — сказал Себастьян, и, хоть в словах была мольба, голос его оставался тверд. — Разве я не обладаю всеми теми качествами, которые ты хотела видеть в сыне? — он развел руками. — Сильный, привлекательный, выгляжу как Отец. — Джослин покачала головой, ее лицо посерело.
— Чего ты хочешь, Джонатан?
— Я хочу того, чего хотят все, — ответил Себастьян. — Я хочу то, что принадлежит мне. В данном случае — наследство Моргенштернов.
— Наследство Моргенштернов — это кровь и опустошение, — произнесла Джослин. — Мы не являемся Моргенштернами. Ни я, ни моя дочь.
Она выпрямилась. Ее рука все еще сжимала стойку, но Клэри заметила, как в выражении лица матери начал проглядывать прежний огонь.
— Если ты сейчас уйдешь, Джонатан, я не скажу Конклаву о том, что ты даже был здесь. — Ее взгляд переместился к Джейсу. — Или ты. Если они узнают, что вы действуете заодно, они убьют вас обоих.
Клэри, рефлекторно, встала перед Джейсом. Он глянул мимо нее, через ее плечо, на ее мать.
— Вы переживаете из-за моей возможной смерти? — сказал Джейс.
— Я переживаю за то, что она может сделать с моей дочерью, — ответила Джослин. — Закон суров — слишком суров. Что произошло с тобой — это можно отменить. — Она вернулась взглядом к Себастьяну. — Но для тебя, мой Джонатан, слишком поздно.
Рука, сжимавшая стойку, метнулась вперед, сжимая нож Люка с кинжальным лезвием с длинной рукояткой. Слезы блестели на лице Джослин. Но хватка на ноже была твердой.
— Я выгляжу как он, не так ли? — произнес Себастьян, не двигаясь с места. Казалось, что он едва заметил нож. — Валентин. Вот почему ты так смотришь на меня.
