чтобы взвесить все «за» и «против».
Сглатывая ком, застрявший в горле, я пыталась не думать о жестоких словах, пытающих меня целый день.
Я бы убил тебя своими же руками…
Я подобралась ближе, даже не задумываясь о том, что серьезно рискую: его руки не были скованы. И хотя Дис был истощен, кто знает, какую силу придает человеку ненависть и желание мести.
— Похоже… в этом мире есть кое-что посильнее любви, раз ты до сих пор здесь. Думаю, здесь ты и останешься, — шмыгнув носом, я занялась его ранами. — Тебя убьют не сразу. Я знаю, как это делается. Сто раз видела. Сначала тебе отрежут… ухо или палец. И скормят псам Иберии. Так это и будет проходить до самого конца. Они будут кормить тобой собак, а ты будешь смотреть. Пока от тебя не останется один лишь обрубок… проклятье!
Выронив из трясущихся рук стеклянную капсулу, я осторожно собрала осколки, после чего достала из упаковки новую. И вставила ее в пистолет лишь с третей попытки.
Когда с уколами было покончено, я осторожно нанесла мазь на места повреждения, которые выглядели в разы лучше, чем вчера.
Завидная выдержка: Дис даже не дернулся. От боли. От отвращения.
— Мои руки всегда холодные… — пробормотала я невпопад, убирая ладонь от его раненного бедра и стягивая перчатки. — Я думала, что у всех «меченых» так… а у тебя они теплые. Такая бестолочь… я верила, что все рожденные в день Эзуса такие же, как и я. Невежественные, хилые и боятся темноты. А ты, наоборот, не дружишь с солнцем.
Убрав медикаменты обратно в сумку, я осторожно вынула из нее продукты, завернутые в плотную бумагу. Хотя это казалось настоящей глупостью: теперь даже я верила, что смерть этого человека неизбежна. Был ли хоть какой-нибудь смысл в заботе о его здоровье?
— Тут овощи… хлеб… то, что содержит клетчатку и белок… и то, что я просто смогла достать, не привлекая внимания, — объяснила я неловко.
Все из-за его проклятого молчания!
— Если не будешь есть, умрешь… хотя, если будешь, тоже умрешь. Так что…
Потянувшись к еде, он неторопливо взял ароматно пахнущий, мягчайший хлеб. Нахмурившись, я ждала, когда мои же подачки швырнут мне в лицо. И была крайне удивлена, когда Дис принялся его есть. Медленно. Не так, как полагается человеку, у которого в течение двух дней во рту не было ни крошки.
— Да что с тобой не так? — проворчала я раздосадовано, поднимаясь и отходя от него к противоположной стене. Я еще долго стояла на месте, уставившись в пол. — Создается такое впечатление, что тебя устроит какая угодно жизнь. Ты продлеваешь её назло, так что ли? Знаешь, что тебя всё равно убьют, а сам…
Боги, да что со мной не так? Я злюсь на то, что он ест принесенную мной еду?
Задумавшись, я запустила руку в свои влажные волосы.
— Я была такой же… просто забыла. Да… Выживать любой ценой, несмотря на то, что говорят другие. Даже зная, что все это не имеет ни малейшего смысла. Просто потому что… ты человек, — посмотрев на свои руки, я усмехнулась. — Теперь обо мне так сказать нельзя. Во мне теперь больше от машины. Больше логики. Вот они… блага модификации.
Повернувшись к жующему свой скудный ужин мужчине, я тихо проговорила:
— Думаю, я поняла твой секрет. Индра уступал тебе из-за того, что ты… более смертен, чем он. Более человечен. Он никогда не чувствовал опасность так, как ты. Его невероятная способность к анализу ситуации и вычислениям проигрывает твоему чутью. Поэтому ты не стал проходить через модификацию, да? Кто бы мог подумать, что уязвимость, на самом деле, вовсе не минус человеческого тела. Что так важны инстинкты, которых лишены усовершенствованные бойцы, — я саркастически хмыкнула. — Эта победа… больше похожа на поражение. Устранение одних слабостей сполна окупилось появлением других.
Дис не слушал меня. Стоя к нему боком и низко опустив голову, я украдкой следила за тем, как он ужинает. Это было просто нелепо: он еще и вздумал выбирать, что ему есть, а что нет. Какой разборчивый!
— Не любишь орехи? — пробормотала я, подходя к нему и присаживаясь рядом. — А я их обожаю, — взяв в руки небольшой пакетик с арахисом, который он отложил в сторону, я надорвала упаковку. — А вот яблоки терпеть не могу. Особенно зеленые. Гадость. Мне очень нравится их запах, а вкус нет… У них он металлический… как у крови.
Пытаясь в дальнейшем понять причины, по которым я несла всю эту бессмысленную чушь, я приходила к выводу, что дело тут не только в моей не выветрившейся до сих пор детской наивности. Мне необходимо было почувствовать «соприкосновение» наших душ, убедиться в их родственности. И пусть Дису не было никакого дела до моих благих намерений, пусть он и игнорировал меня с похвальным упорством, я не способна была сохранять безразличие в такой ситуации: я слишком долго думала о возможности подобной встречи, чтобы теперь упустить шанс просто говорить. Всю ту ерунду, которую не могу сказать даже своему брату.
— Как думаешь, — жуя орехи, я отрешенно смотрела в пустоту. — Есть еще такие же, как мы? Несмотря на то, что я посетила немало мест в Эндакапее, сопровождая в дипломатических поездках своего брата, я не видела «меченых». А может, просто не замечала… Может, мы даже встретились
