течение целого месяца.
Она лишь неопределенно усмехнулась.
— Для меня это лишь приказ. Слова благодарности ты скажешь тому, кому действительно обязана жизнью.
— Ну это навряд ли. — Пробормотала я, отвернувшись.
Кутаясь в шаль, я поднялась за управляющим наверх, продолжая откровенно пялиться на все эти стены и полы. Паркеты, ковры, картины, статуи. Здесь во всем был дух Блэквуда. И это вызывало ностальгию, у меня, знакомой с его вкусами. Может я и не знала его отлично, но в свое время я успела прикоснуться к сути его предпочтений.
Поразительно, но в прошлый раз, я не рассмотрела интерьер его «дома» абсолютно. И теперь жадно впитывала каждую деталь, радуясь тому, что сам хозяин не видит и никогда не увидит этого иступленного восхищения на моем лице.
Когда мы дошли до нужных дверей, я поняла, что значило это «не думаю» управляющего. Это была Его комната. Его покои. Сукин сын почему-то из всех двухсот комнат выделил мне именно свою.
Чем он думал?!
— За вами прибудут через полчаса, госпожа. Вы желаете, чтобы вам принесли еду в комнату? Или же предпочтете спуститься в обеденную залу?
— Я…я… — Я обернулась на Тию. — Мне нужно знать, куда определят…
— Комната напротив. — Управляющий махнул рукой на двери за моей спиной.
— Значит, туда и принесете. На двоих. — Пробормотала я, осматривая убранство комнаты, но так и не решаясь переступить порог.
Кажется, он был несколько озадачен, таким моим вниманием к прислуге. Но спорить не стал.
— Как прикажете. С вашего позволения, я вас оставлю.
— Да. — Бросила я, слушая, как он что-то говорит Тие, открывая двери, что находились за моей спиной.
Кинув ободряющий взгляд, на свою служанку, которая теперь была скорее подругой по несчастью, я все же сделала этот шаг, оказываясь за границей, где «его территория» становилась «сугубо личной Его территорией». И я нашла в себе силы закрыть за собой двойные двери.
Прислонившись к створкам спиной, я прикрыла глаза, глубоко вздыхая.
Ностальгия.
Все здесь пахло и жило мужчиной, с которым я провела (пусть и против воли) последние две недели на своей земле.
Мы привыкли думать о прошлом в исключительно светлых тонах, говорил мне кто-то. И я тут могла согласиться. Не смотря на весь ужас самой ситуации, я была рада вспомнить даже эти дни. Они были ярки, необычны, наполнены эмоциями разных оттенков. А главное, в те дни я была дома. Не стоит понимать это буквально, все же Блэквудовский дом «немного» отличался от моего собственного. Но фигурально. Метафорично. Я была дома.
Почувствовав тоску и горечь, я быстро открыла глаза, стараясь вернуться в реальность.
Здесь было тепло. Жар, идущий от огня в камине, уже укутал меня, и это тепло я предпочла колючей шали.
Зеркало в бронзовой раме сказало, что выгляжу я — взлохмаченная, бледная, запуганная, растерянная, с размазанной по груди и шее кровью — ужасно. Но прежде чем заняться своим внешним видом, я медленно обошла всю комнату, сравнительно небольшой площади.
Все что здесь было — кровать, шкаф, комод, небольшой бар и письменный стол. И я обошла периметр комнаты, прикоснувшись ко всему, что было материально. Не зная зачем, я просто трогала вещи, вертела их в руках, проводила пальцами по поверхности мебели и стен.
Пока в итоге не подошла к кровати, чувствуя жуткую усталость. На массе подушек лежал запечатанный конверт. О, какая конфиденциальность. Кажется, все его слуги просто помешаны на исполнительности. Либо же они бояться его почище дьявола.
Я верила, что он не будет тратить бумагу впустую. Сев на край кровати, я раскрыла конверт, доставая сложенный листок. Ровность и красота почерка поражали… Еще больше поражало, что он писал на английском. В чем смысл? Точнее в чем выгода для него? Он же не мог так стараться для меня? Глупость какая. Блэквуд законченный эгоист, он во всем ищет пользу лишь для себя. А такие мелочи его вообще не должны интересовать.
Я стиснула зубы, отрывая взгляд от письма. Мне понадобилась пара дыхательных упражнений, чтобы остыть. Этот мужчина даже на войне не перестает думать о такой чуши, как свое либидо.
Продолжила читать, лишь в надежде наткнуться на что-то более стоящее.
