Я тихо усмехаюсь, представляя себе эту реакцию.
От веселья не остается и следа, когда мужские губы невероятно бережно касаются моей груди. Все его движения пропитаны лаской, он невероятно нежен и осторожен. Теперь его действия призваны не возбудить до крайней степени, скорее это похоже на поклонение. На тихое восхищение и благодарность.
Он не просит отвечать. Только принимать и наслаждаться его ненормальной бережностью. Боже, я сейчас не верила, что этот мужчина способен на убийство. Это было трудно представить теперь, когда он касается с такой осторожностью. Его прикосновения были порой еле ощутимы, словно меня касались не пальцы мужчины, а сама тьма.
Я нежилась. Я была довольна. Я была исключительно удовлетворена. Мне было тепло и вполне уютно. Это было наивысшей точкой тихого блаженства. Это было примитивным подобием моей собственной нирваны.
И я не понимала. Как я могу чувствовать это рядом с ним? Ведь я не ощущала подобного покоя, душевного мира и сладостного телесного блаженства никогда, ни с кем.
Блэквуд странный. Он может доводить меня до крайностей.
Порой мне кажется, что изменение настроения этого мужчины может вызвать сильнейшую вспышку на солнце. Или же цунами, где-нибудь в Атлантическом океане. Или же песчаную бурю. Он выглядел абсолютно неукротимым. Ранее.
А теперь он где-то совсем рядом. Я просто не могу увидеть его, потому что он — сама темнота И он прикасается ко мне, и он поклоняется мне, забравшей его себе. И я не отдам его. Он принадлежит мне так же, как я принадлежу ему.
Млея под его прикосновениями, я думаю над тем, что я — осколок. Что давным-давно, отшлифованная, отделанная узорами, ограненная подобно драгоценному камню, я потерялась. Что Он потерял меня, и я оказалась так непозволительно далеко. Что я носилась по чужому миру, становилась тусклее, мои края делались неровными, оббитыми, правильность черт утрачивалась. От меня откалывалось понемногу, каждый новый прожитый день — по кусочку. Я утрачивала свою первоначальную совершенность, которую предал мне мастер. Я становилась все менее похожа на прежнюю себя, какой меня создали изначально.
И когда Он по воле случая вновь увидел меня, он меня не узнал. Он разглядел тот слабый блеск, который показался ему занятным и необычным. Но он не был достаточно внимателен, чтобы узнать во мне свою часть, давно утраченную и забытую.
Принимая его поцелуи, я думаю над тем, что мы знали друг друга давным-давно. Что мы просто ждали момента, когда сможем соединиться. Что огонь моей жизни стал слишком тусклым, под действием суетного мира, моего неугомонного безразличного города. А Он стал слишком угрюмым, мрачным и жестоким. И что я не узнала его. И что он не узнал меня. В тот момент, когда Судьба вновь столкнула нас, мы были слишком не похожи на тех прежних себя, чтобы отдаться радости этой встречи. Мы видели друг в друге чужих. Мы не хотели присматриваться. Потому что мы были отчаяньем, безразличием, отстраненностью.
А теперь… я так рада, что увидела его. Я так рада, что он, наконец, узнал меня.
Мне теперь не страшно. Я знаю, что у меня есть он. Что я принадлежу ему. А Аарон относиться к тому типу мужчин, кто готов защищать ценой собственной жизни то, что однозначно его.
Нежнейшие вершинки грудей опаляет его горячее дыхание. А потом их касается прохладный воздух ночи. Я ощущаю, как мурашки бегают по коже. Как кожу колют маленькие иглы.
Когда мой мужчина ложиться рядом, он кладет свою голову мне на плечо, утыкаясь в мою шею. Я чувствую его усталость. Опять же не тела. Он вынослив и силен, но его душа кажется измотанной, утомленной всем, что его окружает.
Его дыхание касается кожи, согревая, лаская.
Он ищет во мне пристанище, свет, утешение, спокойствие. Чтобы уже с восходом солнца вновь окунуться в суету, борьбу, в свою жизнь. Но пока главенствует мгла, он принадлежит лишь мне.
Он спокоен. Безмятежен как океан, после разрушающего шторма. Он похож на благословенную ночь, после жаркого палящего дня в пустыне.
— Шерри. Я говорил тебе, что ты самое красивое творение созданное Богами? — Его голос хриплый и тихий, такой сексуальный.
— Раз сто. — Улыбаюсь я, а все женское во мне трепещет от удовольствия. — Но тут слишком темно. Ты ведь не можешь…
— Среди тьмы, когда ночь касается тебя… Она лишь чуть дотрагивается до твоих волос и кожи. Среди этой первоначальной темноты я вижу тебя истинную. Какой ты была создана. Только темнота и ты. И темнота, она всегда прекрасна, эйки. Но она уступает тебе во всем. Ты такая теплая и нежная. — Его пальцы словно в подтверждение слов чуть задевают напряженные соски. — Ты неразгаданное творение самого искусного Создателя. Самое безупречное его творение.
Меня даже немного смутило такое поведение Блэквуда.
— Ты… льстишь мне? — Пробормотала я недоуменно.
— Я поклоняюсь тебе. Я восхваляю тебя. Ты — моя святыня. Ты — моя женщина. Я должен говорить тебе это.
— Ты… преувеличиваешь. — Бормочу я, не скрывая смущенной улыбки.
