«Нет, не зря боится товарищ генерал, что сбежит к немцам сучка, – решил про себя Серёга. – Иначе-то на кой меня посылать? Эвон, по зарослям как по ровному чешет! Не-ет, наверняка знает товарищ генерал куда как поболее того, что мне сказал! Не хотел, наверное, чтобы глаз у меня замылился. Ну ничего, вы Серёгу Петрова ещё узнаете! Под Киевом не сгинул, под Вязьмой уцелел, в Сталинграде выжил, и здесь вы меня не достанете!»
Так, в тишине и молчании, добрались до вершины холма. Здесь когда-то высились древние дубы – Серёга хорошо помнил карту, – но от них остались только щепки да жалкие огрызки пней.
Здесь начинались немецкие траншеи и окопы. Начиналась колючка. Начинались мины. Начиналась серьёзная работа, однако заклинательница лишь немного замедлила шаг.
Серёга взял ППШ на изготовку, повёл стволом вправо-влево; спутница его внезапно замерла, резко обернулась, в упор воззрившись на него, и сержант, парень далеко не робкого десятка, чуть не выронил оружие.
Что за морок ведьма эта наводит? На Днепре Серёга впервые увидал её сильно немолодой, измождённой, с седыми спутанными патлами, впалыми желтоватыми щеками, покрытыми сетью морщин. А потом – ррраз! – и всё это исчезло, явилась взорам молодая девушка, за которой недурно было б и приударить. Теперь же…
На него глядел череп, обтянутый даже не жёлтой – коричневатой – кожей, как у трупа. Глаза ввалились так глубоко, что, казалось, смотрят откуда-то из середины головы. Губы растянулись, кривые и длинные зубы, тоже неприятно жёлтые, торчали, точно мёртвые деревья на болоте. Руки, потянувшиеся к Серёге, выглядели костяными граблями скелета, настолько были иссушены и худы.
Живой мертвец стоял перед сержантом, и Серёгины пальцы от ужаса сами соскользнули со спускового крючка.
– Идём-с-с-с-с… – Ведьма закончила слово неприятным, низким не то полусвистом, не то полушипением.
Волосы стояли у Серёги дыбом, дыхание пресеклось, и ничего не видел он, кроме лишь освещённого невесть откуда взявшимся светом (Откуда? Как? Тучи на небе, ни звёзд, ни луны!) лица мёртвой колдуньи.
– Идём-шшшш! – с напором повторила она, делая шаг к нему.
«Онемел парубок, и ни руки не мог приподнять, ни сдвинуть ногу. А мёртвая старуха оказалась уже совсем рядом, и глаза её горели таким огнём, что ясно было любому православному, что только недавно вырвалась она из пределов ада, дабы вредить бедному люду», – вспомнились так некстати строчки Гоголя, когда-то так впечатлившие Серёгу на уроке.
Бежать. Нажать на спуск. Стрелять.
Но старухины пальцы, крепкие как сталь, уже впились Серёге в запястье и потащили его вперёд – прямо сквозь то место, где следовало пребывать немецким траншеям, пулемётным гнёздам, минам и боевому охранению.
А вместо всего этого – невесть откуда взявшиеся здесь, на днепровских кручах, старые полусгнившие кресты, покосившиеся, обвитые сухими стеблями. Сквозь облака пробился одинокий лунный луч, коснулся старой церквушки, тоже кособокой, тёмной и жуткой.
– Не-сссс-сссмотрисссс нассссатсссс, – просвистела ведьма, но Серёга, хоть и схваченный за горло ледяным ужасом, таки посмотрел.
Блестел лунный луч на тёмной глади Днепра, скользил по неведомым лесам восточного Заднепровья, и, словно подчиняясь его властному зову, какие-то смутные тени шли и шли через великую реку, какие-то удивительные существа поднимались из непроглядных бучил, из придонных омутов – и тоже шли туда, к ним, на западный берег.
– Не ссссмотри! – яростно прошептала ведьма и сильно рванула Серёгу за руку, да так, что он едва удержался на ногах.
«Ударила зубами в зубы…» – вдруг вспомнил опять Гоголя сержант. Но – сам собой шагнул за ней следом. А ведьма, шипя и что-то шепелявя, запустила костистые пальцы в широченные рукава балахона, что-то извлекла оттуда – порошок, махорка никак? – и широко размахнулась, рассыпая его окрест себя.
– Дальшшшше! – бросила она прямо Серёге в лицо. – Ссссскорее!
Ничего не понимая, безвольно, он потянулся следом за ней.
Пятеро свитских Иннокентия Януарьевича, онемев, глядели на разворачивающееся перед ними зрелище. Сам же старый маг самодовольно усмехался, скрестив руки на груди и явно наслаждаясь растерянностью своих полковников.
– Постойте, как же это так… – пробормотал наконец Мишель. – Кто ж она такая? Мертвяк? Да нет, ерунда, быть такого не может…
– Ну-с, господа бывшие пажи, не выжил ещё из ума ваш старый учитель магии? – с сухеньким смешком поинтересовался его высокопревосходительство.
– Никак нет, – покачал головой Феодор. – Знатно вы нам носы утёрли, Иннокентий Януарьевич, что и говорить…
– И всё-таки я не понимаю… – начал Севастиан. – Она же… нет, не может же она…
– А ведь вы, господа, в самом начале, когда мы всё поняли, что её магия «не интегрируется», сами ведь говорили, дескать, ундина, мавка, – забыли? А кто такие те же ундины, те же мавки? – Иннокентий Януарьевич обвёл свиту пронзительным взглядом. – А, господа?
– Утопленницы? – с неожиданной робостью предположил Мишель.
– Ну, наконец-то, – ехидно бросил генерал-полковник. – Утопленницы. Мёртвые. Нежить, господа. Нежить.
– Но, ваше высокопревосходительство… – взмолился Севастиан Николаевич. – Она же не нежить! Точно! Мы её сканировали, на винтики разбирали, если можно так выразиться!
– Именно! – Иннокентий Януарьевич даже прищёлкнул пальцами от удовольствия. – Она не утопилась. Не самоубилась. Ну же, господа! Все подсказки уже сделал!
– Погибла, не замечая, что погибает, – мрачно сказал Мишель. – И была спасена её собственной магией. Спонтанная денекротизация ещё до того, как остановилось сердце.
– Нет, друг мой, – покачал головой старый маг. – Близко, да, напрашивается, да – но такое вы бы заметили. Нет, господа, случай, бесспорно, очень редкий, но в истории магии описанный.
– Влад Цепеш, – хлопнул себя по лбу Мишель.
– Именно, дорогой. Казус Влада Цепеша, «вампира» в народных сказках. Не мёртвого и не живого, не подозревавшего о себе – сперва, – что он не живёт, как все. Кровопития и всё прочее – уже потом началось. Так и с нашей дорогой Венерой. Вы, любезные, обязаны были догадаться, едва завидев её трансформации в самый первый вечер, на берегу. Из старухи – в девчонку. «Вия» что, все забыли?
– Так это ж сказка, Иннокентий Януарьевич!
– Сказка ложь, да в ней намёк, – рассмеялся старый маг. – Николай Васильевич сам был изрядным чародеем, разбирался. А что сказки писал, так хотелось хоть немного от края той бездны отойти, в которую он по долгу службы должен был всматриваться. Так что наша Венера, да, не подозревает, что с ней… что-то не так. И это замечательно. Отличный запал выйдет.
– Запал?
– Да, Игорь Петрович, запал. Сильный, мощный – вам спасибо, вы четверо отлично с ней поработали – но запал. А вот сам заряд… Думаю, теперь вы понимаете, что у меня предусмотрены варианты на любой исход. Потому и этим двоим сказал друг за другом следить, потому и уверен, что скажут они об этом друг другу…
– А если не скажут?
– Если не скажут, – ухмыльнулся старый маг – ну точь-в-точь Кощей Бессмертный из известного фильма[4], – то всё будет ещё проще. Если в первом случае – так сказать, всё случится сугубо добровольно, то во втором – добровольно-принудительно. Так что мы готовы к любому исходу, господа.
– Да, ваше высокопревосходительство, – с непроницаемым выражением покачал головой Мишель, – поистине к любому.
Иннокентий Януарьевич сощурился, окинул Мишеля пристальным взглядом и лишь пожал плечами.
– Ну-с, господа, а кто скажет, что там сейчас?
– Она его уводит, – негромко сказал Феодор. – Идут смертными тропами. По самому краю. А погосты, церквушки – это все её конструкты. Сама не знает, наверное, как их возводит. Но сила потрясающая, Иннокентий Януарьевич… Жаль будет терять. Её ведь можно вытащить обратно, она ведь не полностью нежить.
4
Автору прекрасно известно, что в нашей реальности фильм «Кощей Бессмертный» режиссёра Александра Роу был снят только в 1944 году.