– Это совсем не пара пустяков, – шипела я. – Здесь нет ничего общего с лазаньем по деревьям.
Иззи внимательнее посмотрела вниз, на дюны.
– Я и не думала, что тут так высоко.
Над нами в пронизанном звездами небе царила тяжелая желтая луна. Это была красивая летняя ночь, теплая, без малейшего дуновения ветерка. Я бы наслаждалась ею, будь этот спуск не таким опасным. Глубоко вдохнув, я продвинулась еще на несколько дюймов по тропе, умоляя камни не осыпаться под ногами.
Иззи оглянулась на меня:
– Не там. Не там… нет…
– Ааа! – Нога соскользнула, но приземлилась на твердый камень несколькими дюймами ниже, чем я ожидала.
– Тихо! – Иззи махнула на меня рукой. – Ты полшколы разбудишь.
Склон был усеян острыми камнями, и многие обрывались вниз, как только я их касалась. Тропа больше подходила для белок, чем для людей. Ноги скользили по каменному крошеву, и я то и дело обнималась с утесом, пережидая приступы головокружения. В следующую минуту я случайно угодила пальцем в нору какого-то злого существа с острыми клещами, и оно торопливо промчалось по моей руке. Я закусила губу, чтобы не закричать, и затрясла рукой так яростно, что поджившая рана на груди снова открылась. Я зашипела от внезапной жгучей боли.
– Давай, Лайя, – позвала Иззи снизу. – Мы почти на месте.
Я заставила себя идти вперед, стараясь не обращать внимания на воздушные вихри за спиной. Когда тропа, расширяясь, спустилась к земле, я готова была в благодарность припасть к песку с поцелуем. Рядом спокойно плескалась река, мачты крохотных суденышек качались вниз и вверх как танцующие копья.
– Видишь? – сказала Иззи. – Это было не так уж плохо.
– Нам еще придется возвращаться.
Иззи не ответила, лишь пристально уставилась на тень за моей спиной. Я тоже обернулась, глядя туда же, куда и она, и вслушиваясь в ночные шорохи. Но единственным звуком был шелест волн, ударяющих о корпуса лодок.
– Прости, – она покачала головой. – Я думала… Не бери в голову. Веди, куда надо.
В доках толпились пьянчуги и матросы, пропитанные солью и потом. Жрицы любви с горящими, как затухающие угли, глазами зазывали каждого встречного.
Иззи перестала оглядываться, и я потянула ее за собой. Мы держались в тени, стараясь раствориться в темноте, лишь бы не попасться кому-нибудь на глаза.
Вскоре доки остались позади. Чем дальше мы продвигались вглубь Серры, тем более знакомыми становились улицы. Наконец мы перемахнули через невысокую стену из пыльного кирпича и попали в Квартал книжников.
Домой.
Раньше я никогда не замечала здешние запахи: глины, земли, домашнего скота. Я провела пальцем в воздухе, удивляясь завиткам пыли, танцующим в мягком лунном свете. Раздался чей-то смех, хлопнула дверь, закричал ребенок: отовсюду лился тихий гул разговоров. Такой контраст с тишиной, что обволакивает Блэклиф как саван.
Дом. Мне отчаянно хотелось, чтобы так оно и было. Но его больше нет. Мой дом отобрали у меня. Мой дом сожжен дотла.
Мы направились к площади в центре Квартала, где Лунный Фестиваль был уже в самом разгаре. Я сбросила шарф и распустила волосы – так здесь ходили все молодые женщины.
Иззи, увидев все это, округлила свой единственный глаз.
– Я никогда не видела ничего подобного, – ахнула она. – Как красиво. Это…
Я вытащила шпильки, и ее светлые волосы рассыпались по плечам. Она, вспыхнув, потянула руки к голове, но я задержала их.
– Всего лишь на одну ночь, – сказала я. – Или у нас не получится слиться со всеми. Давай.
Пока мы пробирались сквозь бурлящую толпу, нас приветствовали улыбками, предлагали напитки, нашептывали, а порой и кричали комплименты, к смущению Иззи.
Я не могла не думать о Дарине и о том, как он любит фестивали. Два года назад он надел свой лучший наряд и привел нас на площадь раньше времени. Тогда они с Нэн еще смеялись вместе, тогда советы Поупа были для него законом, тогда он не скрывал от меня ничего. Дарин принес мне горстку лунного печенья, круглого и желтого, как полная луна. Он восхищался небесными фонарями, освещавшими улицы. Огни были развешены так хитро, что казалось, будто они плавали в воздухе. Когда запели скрипки и ударили барабаны, он подхватил Нэн и гордо прошествовал с нею вокруг танцевальной площадки, пока она не стала задыхаться от смеха.
В этом году на фестиваль пришла масса народу, но, вспомнив о Дарине, я испытала мучительное одиночество. Прежде я не задумывалась о мертвых, потерянных, исчезнувших, которые тоже могли бы сейчас веселиться на фестивале.
Что происходит с моим братом, пока я стою в галдящей толпе? Как я могу улыбаться и смеяться, зная, что он страдает?
Я взглянула на Иззи, увидев на ее лице неподдельный интерес и удовольствие, и вздохнула, прогоняя ради нее темные мысли. Здесь наверняка были и другие люди, которые чувствовали себя так же одиноко, как я. Но никто не хмурился, не плакал, не куксился. Все они нашли повод для улыбок и смеха. Повод для надежды.
Я заметила одну из бывших пациенток Поупа и резко отвернулась, снова натянув шарф, чтобы скрыть лицо. И пусть в толпе тесно и потерять знакомого легче легкого, все же будет лучше, если я останусь неузнанной.
– Лайя, – позвала Иззи тихо, едва коснувшись моей руки. – Что мы сейчас делаем?
– Что захотим, – ответила я. – Кое-кто должен найти меня. Но пока он не пришел, мы наблюдаем, танцуем, пробуем угощения. В общем, сливаемся с толпой.
Невдалеке я увидела тележку, в которой, смеясь, восседали двое, а вокруг толпился народ и протягивал руки.
– Иззи, ты когда-нибудь пробовала лунное печенье?
Я протиснулась сквозь толпу и через минуту вернулась, держа два горячих лунных печенья, политых охлажденными сливками. Иззи откусила маленький кусочек, закрыла глаза и улыбнулась.
Мы пробрались к танцевальной площадке, на которой кружились пары: мужья и жены, отцы и дочери, братья и сестры, друзья. Я избавилась от рабского шарканья, которое уже освоила, и пошла так, как привыкла, – подняв голову и расправив плечи. Под платьем ныла рана, но я не обращала на это внимания.
Иззи доела печенье и уставилась на меня так пристально, что я отдала ей свое. Мы нашли скамейку и присели, наблюдая за танцующими. Спустя несколько минут Иззи легонько толкнула меня.
– У тебя есть поклонник, – сказала она, доедая последний кусочек печенья. – Стоит возле музыкантов.
Я осмотрелась, решив, что это, наверное, Кинан, но увидела молодого мужчину с несколько озадаченным выражением лица. Что-то в нем показалось отдаленно знакомым.
– Ты его знаешь? – спросила Иззи.
– Нет, – ответила я, немного поразмыслив. – Не думаю.
Мужчина был высоким и широкоплечим, как меченосец. Золотистый загар на его руках сиял в свете фонарей. Даже на расстоянии, скрытый свободной одеждой, угадывался крепкий торс. Грудь по диагонали пересекал черный ремешок заплечного мешка. И хотя накинутый капюшон отбрасывал тень и скрывал бо?льшую часть лица, я разглядела высокие скулы, прямой нос, пухлые губы. Чертами он напоминал патрициев и тем вдвойне приковывал внимание, но его одеяние и темные глаза выдавали в нем кочевника.
Иззи не сводила с парня изучающего взгляда.
– Ты уверена, что не знаешь его? Потому что он определенно тебя знает.
– Нет, я никогда его прежде не видела.
Наши глаза встретились, и парень улыбнулся. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам, и отвернулась в сторону. Однако его взгляд притягивал так сильно, что в следующий миг я снова на него посмотрела. Он все еще пожирал меня глазами, скрестив руки на груди. А спустя мгновение я ощутила на плече руку и узнала запах кедра и ветра.
– Лайя.
Красивый парень у танцевальной площадки сразу забылся, как только я увидела Кинана. Я разглядывала рыжие волосы, темные глаза, пока не сообразила, что он тоже таращится в ответ. Через несколько секунд Кинан прочистил горло.
Иззи отошла на несколько футов в сторону, рассматривая Кинана с неподдельным интересом. Я предупредила ее, что как только Ополчение появится, надо будет вести себя так, как будто она меня не знает. Поскольку они, как мне казалось, не одобрят, что другая рабыня в курсе моего дела.
