Как-то после подъема флага Чечен подошел к Андрею.
– Слушай здэсь. У старпома в каюте старый кортык видэл? – повелительно прошипел кавказец и, не дожидаясь ответа, приказал: – Вазмеш и вэчэром мнэ прынэсеш.
Старший помощник командира «Образцового» Всеволод Михайлович Гущин был потомственным моряком. На флоте служили его отец, дед, прадед и все родственники по мужской линии до седьмого колена. Старинный российский морской кортик, на который позарился алчный Чечен, имел стальной обоюдоострый клинок в тридцать сантиметров квадратного сечения и рукоять из слоновой кости. Хранился он в деревянных ножнах, обтянутых черной кожей. В верхней части ножен блестели позолоченные обоймицы с кольцами для крепления к портупее, а внизу – такой же наконечник. Портупея из многослойного шелка была декорирована львиными головами, а вместо бляхи красовалась застежка в виде змеи, изогнувшейся вокруг львиных голов. Что там объяснять, кортик был гордостью не только владельца, но и всего экипажа. Этот символ и атрибут принадлежности к морскому братству передавался по наследству от отца к сыну и, по слухам, когда-то принадлежал славному предку старпома – лейтенанту Алексею Гущину, штурману со знаменитого эскадренного миноносца «Новик». Этот корабль был одним из немногих, который не только храбро дрался с японской эскадрой адмирала Того, но и уцелел после Цусимского сражения в далеком 1905 году.
Ушлый Чечен все рассчитал правильно. В то время Андрей уже месяца три был приборщиком каюты старпома (все матросы и старшины кораблей ВМФ в соответствии с Корабельным уставом закреплены за объектами приборок), а стало быть, имел ежедневный доступ к драгоценному кортику, висевшему над рабочим столом Всеволода Михайловича. Но взять тайком, или попросту украсть, Андрей не мог. От одной мысли, как он после этого посмотрит в глаза старпому, который наверняка будет считать его воришкой, коробило и выворачивало наизнанку. Поэтому сомнений не было: лучше кулаки грозного Чечена, чем стыд и позор.
Весь день прошел в многочисленных заботах и работе. О плохом думать не хотелось, но куда ты денешься от навязчивых и мрачных мыслей. Вечером вездесущий матросский телеграф передал: после отбоя Чечен ждет его в своем кубрике. Андрей молча выслушал требование и ничего не ответил. Когда гонец убрался восвояси, снял с подвесной койки небольшую металлическую цепь и положил в карман. Сдаваться он не собирался, но в отличие от таких же, как и сам, молодых матросов готовился постоять за себя.
– Шакал ванючий, ты меня нэ понял! – Рев кавказца, ворвавшегося в кубрик к Андрею минут через двадцать после команды «Отбой! Ночное освещение включить!» заставил в ужасе встрепенуться засыпающих матросов. За ним, переговариваясь на непонятном гортанном языке, ввалились человек пять его земляков. Хлесткий удар приняла на себя невинная подушка. Чечен, почувствовав подвох, в недоумении принялся вглядываться в полумрак. Андрей предполагал, что кавказец без помощи «свиты» не обойдется и события будут происходить именно по такому сценарию, поэтому спать не ложился. Все это время он сидел на рундуке в тени соседней койки и готовился дать опор. Медлить было нельзя. Резко вскочив, он врезал Чечену с левой в челюсть. Когда-то еще на гражданке, занимаясь боксом, этот прием он считал своей «коронкой».
Не ожидая отпора и до поры до времени не понимая, что происходит, кавказец громко ойкнул и полетел на своих дружков, сбивая их с ног. Секундного замешательства хватило, чтобы Андрей подскочил к образовавшейся свалке матерящихся тел и принялся осыпать ее ударами. Наконец кавказцы очухались. Заметив в руках Андрея цепь, «свита» с грохотом стала выскакивать из кубрика. Остался один Чечен. Гордость не давала ему права постыдно убраться восвояси, а все происходящее казалось кошмарным сном. Какой-то салага, «карась», по корабельным меркам – получеловек, осмелился ему перечить и пошел наперекор! Задыхаясь от злобы и тяжело дыша, Чечен медленно поднялся.
Андрей отшвырнул от себя цепь, загрохотавшую у комингса. Все должно быть по-честному: один на один и… что будет, то будет. Чечен считал по-другому. Запустив руку в карман, он вытащил складной нож. Зловеще клацнула кнопка и выскочило лезвие.
– Зарэжу, шакал, – хрипел Чечен и медленно приближался к своей жертве. Как оказалось, «жертва» сдаваться не собиралась. Отойдя к переборке и прижавшись к ней спиной, Андрей в полумраке ночного освещения нащупал выдвижной упор (элемент аварийно-спасательного имущества, применяемый для борьбы с водой на кораблях ВМФ. – АВТ.) и вынул его из удерживающих креплений.
Но кавказца понесло. С перекошенным от гнева лицом, не обращая внимания на выдвижной упор – по своей сути полутораметровую металлическую дубину в руках Андрея, он шел в шальном порыве перерезать горло этому нахальному «карасю», посмевшему противиться его воле.
Внезапно дверь в кубрик распахнулась, щелкнул тумблер выключателя и зажегся яркий свет. На пороге стоял дежурный по кораблю…
…После того случая всю дивизию неделю «штормило», а комдив в ярости объявил кораблю десятидневный организационный период. По уму, эта мера служебных репрессий должна была улучшить дисциплину и порядок. На деле все сводилось к запрету для офицеров и мичманов покидать корабль до 22.00. Те возмущались и спускали на подчиненных всех собак. Как это часто бывает, истинный виновник ЧП вышел сухим из воды. Чечена долго мурыжили дознаватели и следователи, и все считали, что если не тюрьма, то дисциплинарный батальон ему, как пить дать, светит. Но проныра кавказец опять увернулся. Притворившись нервнобольным и попав в госпиталь, он уже через пару месяцев был уволен по болезни и оказался на гражданке. Ходили упорные слухи, что, когда запахло жареным, из Чечни приезжали его дядя и старший брат, чтобы сунуть кому следует круглую сумму в баксах.
Поскольку главный виновник благополучно выпутался из скандально-криминальной истории, общественное мнение принялось за другого участника чуть не закончившейся трагично драмы. На Андрея в экипаже стали косо смотреть и за глаза величать стукачом. Злые языки моментально из пострадавшего превратили его в обвиняемого. Так всегда бывает: когда у людей внезапно возникают трудности, то, как правило, они ищут козла отпущения. В отсутствие Чечена эта роль отводилась без вины виноватому Андрею. Только старпом Гущин, верно оценив ситуацию, в знак благодарности предложил затравленному матросу верный выход – поступление в военно-морское училище.
– Отправляйтесь-ка учиться, молодой человек, – интеллигентно, но настойчиво советовал он. – Глядишь, ума наберетесь, да и на жизнь будете смотреть другими глазами…
Андрей, порядком уставший от постоянного пристального и недоброжелательного внимания, согласился.
3
Синий диплом и красная морда
Лучше плохо учиться, чем хорошо служить. Эту курсантскую аксиому Андрей услышал от старшекурсника на третий день учебы. И это была сущая правда. Как оказалось, в военно-морское училище в первую очередь принимали ребят с флота, так как считалось, что, вкусив нелегкого корабельного хлеба, они теперь знают, к чему готовиться, и со временем из них выйдет больше толку. Поэтому и конкурс для них был пониже, да и экзаменаторы-офицеры относились с пониманием: как-никак свои, флотские уже ребята. С гражданки поступить было практически невозможно. Чтобы попасть в училище, ты должен был быть или медалистом, или иметь огромную «волосатую» лапу влиятельного покровителя. Была еще одна категория первокурсников – так называемые «позвоночные», то есть те, кто поступил с помощью телефонного звонка какого-нибудь адмирала или генерала из Главного штаба ВМФ, а то и из самого центрального аппарата Министерства обороны. «Позвоночных» вычисляли еще в период вступительных экзаменов. Обычно к этим ребятам ежедневно наведывался какой-нибудь училищный клерк и елейным голоском интересовался, все ли хорошо у избалованного отпрыска голубых адмиральских кровей. Их, как правило, недолюбливали и старались держаться от греха подальше, чтобы случайно не возникло опрометчивого желания невзначай заехать адмиральскому потомку в розовое ухо.