– Но я ее люблю, – слышит она голос Саймона. Он опустил крышку унитаза, чтобы можно было сидеть, как на стуле, и разговаривает с ней, пока она принимает ванну. Она кивает, зная, что это правда – он по-прежнему уделяет ее груди много внимания. И не только когда они любят друг друга, а иногда и в самые неподходящие моменты: подкрадывается, когда никто не видит, и, неожиданно набрасывается сзади, сжимает ее грудь и шепчет в ухо:
– О-о-о!
Но и его тело тоже изменилось, за двадцать лет он прибавил в весе почти два стоуна, его брюшной пресс не так упруг, как когда-то, на животе проступают жировые складки, его грудь не так тверда, и бицепсы тоже одрябли. Ее это тревожит? Нет, конечно нет, от этого ей даже лучше, это позволяет ей чувствовать себя желанной, несмотря на собственные недостатки. Теперь, на третьем десятке их совместной жизни, она чувствует себя уязвимой – неважно, каким бы стал Саймон в будущем, но он мертв.
– Как могло твое тело так тебя подвести? – шепчет она.
Его несовершенство было столь ничтожно, так естественно, такие изъяны были характерны для любого мужчины средних лет. Не было никаких признаков чего-то серьезного.
– Не спрашивай меня, – говорит он. – Думаешь, я хотел, чтобы так получилось?
– Конечно нет. – Ей нравится лежать так, спиной к унитазу; она не видит его, но знает, что он там. – Завтра твои похороны.
– Бедняжка, – говорит он. – Надеюсь, ты не очень суетишься из-за этого.
Ее волнение в ожидании гостей стало в семье легендой: она становится раздражительной и возбужденной, и даже Люк это заметил.
– Мама не очень добрая перед моим днем рождения, – однажды он серьезно сказал Анне. Карен тогда посмеялась, тронутая его наблюдательностью.
Звонит телефон, прерывая ход ее мыслей. Ей не хочется вылезать из ванны, не хочется брать трубку, и все равно она не успеет. Автоматически щелкает автоответчик.
– Вы позвонили в дом Карен, Саймона, Люка и Молли, – говорит Саймон. Впервые после его смерти Карен слышит его голос. У нее захватывает дыхание, голос усиливает ощущение присутствия Саймона. Она закрывает глаза, впитывая тембр голоса мужа, буквально всасывая его, словно это пища, а она страшно изголодалась. Но это всего лишь слова, холодные и бесстрастные: – К сожалению, сейчас нас нет дома. Пожалуйста, оставьте сообщение после гудка, – но каждое слово Саймона – редкая драгоценность.
– Привет, дорогая, это мама. – Знакомый голос застал ее врасплох. Что-то поздновато для материнского звонка. Ее родители живут в Алгарве, где время опережает местное на час, и там сейчас должно быть около полуночи. – Я просто подумала, что надо напомнить тебе, что завтра в девять утра я прибываю в Гатвик, так что буду у тебя к одиннадцати или около того. Мне удалось найти, кто присмотрел бы за отцом несколько дней, так что я могу остаться у тебя, по крайней мере, до вторника или даже до среды или четверга, если с отцом все будет в порядке.
Услышав, как телефон отключился, Карен с облегчением вздыхает.
Как только мать сказала, что приезжает, Карен поняла, как сильно она истосковалась по ней. Ничто не может заменить материнской любви, но ее родителям за семьдесят, и они живут далеко. Хуже того, у отца болезнь Альцгеймера, и его нельзя надолго оставлять без сиделки. Эту роль мать выполняет круглосуточно, и найти подмену нелегко. С тех пор как отцу поставили диагноз, Карен привыкла считать свои собственные нужды второстепенными – прошло много лет с тех пор, как она что-либо требовала от матери, не говоря уж про отца. Даже в прошлые выходные она сказала матери, что прекрасно справится, что Филлис и Анна помогут ей и что, несмотря на возражения мамы, ей ни к чему приезжать пораньше. Но теперь она поняла, что, как бы ни поддерживали ее другие, это совсем не то, что материнская поддержка. У Филлис свое горе, и Анна не ее мать.
Удивительно, что когда, наконец, Карен поняла, что завтра увидит маму, ей стало еще печальнее, и она заплакала.
– Как мне нужна мама, – всхлипывает она.
Она по-прежнему ощущает, как Саймон сидит у нее за спиной и с пониманием кивает. На мгновение она чувствует себя не старше Люка или даже Молли и по-детски вытирает руками щеки. Во влажной атмосфере ванной не понять, где слезы, а где конденсат.
Суббота
01 ч. 07 мин.
Они выбираются из бара уже во втором часу ночи.
– Хотите выпить у меня кофе? – предлагает Хоуи.
Лу хочется продлить вечер как можно дольше, а Хоуи живет рядом с ней.
– Я хочу.
– Я тоже, – говорят София и Вик.
Все идет гладко, но Лу еще нужно удостовериться, что собой представляет София. Учитывая язык ее тела, Лу почти понимает, что физически привлекает ее. Например, в пабе, где они два часа сидели вместе, София положила руку на спинку скамьи, почти обняв ее за плечи. И она много смеялась. Но в присутствии других у них не было возможности на большее проявление чувств, поэтому было трудно удостовериться наверняка. И Лу так и не может избавиться от тревоги, что у Софии есть несколько женщин, привлекательных и заинтересованных – взаимно – в близости с ней.
Черт побери! Как хочется узнать, о чем думает София! Почему все так сложно? Лу мысленно ругает себя. Когда простая встреча с кем-то сопровождается такой тревогой и страхами, что же удивляться, что ей так отчаянно не везет в отношениях?
Господи, она вдруг осознает, что, погрузившись в свои мысли, отстала от остальных. Но София задержалась на углу, чтобы ее подождать. Лу бегом догоняет своих друзей.
– Извини, – говорит она, – я бродила в собственном мире.
– Ничего, – отвечает София, – это хорошо, – и прежде чем Лу успевает остановить ее или отстраниться, берет ее за руку.
Ее ладонь в самом деле восхитительна, и жест кажется таким искренним, таким нежным, таким интимным, что Лу больше не может сдерживаться. Она смущена, но ее так тянет к Софии, что ей непременно нужно знать, ответит ли она ей взаимностью, прежде чем они пойдут дальше.
– М-м-м… Можно тебя спросить?
– Да, что?
Лу вся трепещет – ей трудно на это решиться. Но на улице темно, и они выпили, так что ее смущение, хотя бы слегка, скрыто. Наконец, она выговаривает:
– Та девушка в ресторане…
– Что та девушка?
– Ты дала ей свой номер телефона, – тихо говорит Лу.
София готова рассмеяться, но потом, видимо, расслышав тревогу в голосе Лу, поворачивается к ней.
– Ты ведь не подумала, что я ею заинтересовалась?
Лу молчит. Она чувствует себя такой беззащитной, неловкой, что не может открыто признаться в своем волнении.
А София продолжает:
– Я встретилась с ней на вечеринке в Лондоне несколько недель назад.
У Лу начинает колотиться сердце. Ее реакция может показаться чрезмерной, но она ничего не может с собой поделать, ее надежды взмывают вверх, и все же она сдерживается, боясь разочарования.
София продолжает:
– Думаю, да, она слегка запала на меня…
Лу может не выдержать, услышав остальное, но ей все-таки нужно знать.
– …Хотя, честно сказать, не думаю, что она так уж разборчива.
Мысли Лу возвращаются в «Лорд Нельсон». «Это похоже на правду, – думает она, – она и ко мне немного подкатывалась тогда».
– Все равно она скоро уезжает в Испанию.
– А…
– И я сказала ей, что у меня есть подруга в Мадриде, которая ищет, с кем можно разделить комнату, – заканчивает София. – Она хотела взять мой телефон, чтобы я их познакомила.
– Понятно.
И вдруг Лу чувствует себя полной дурой, а София добавляет:
– Я действительно ушла с той вечеринки, не дав ей номера, потому что она показалась мне сначала немного настырной. И в ресторане я ощутила себя – как это сказать? – застигнутой врасплох. Я стушевалась.
– Понятно, – говорит Лу.
Они идут дальше молча, Лу по-прежнему погружена в свои мысли. Она рада, что между Софией и этой девушкой ничего такого не было, но тем не менее, ее охватывает ужас.
