Появляется Скотт и протягивает мне полотенце.
– Помойка, я знаю. Мать сводила меня с ума, постоянно за мной что-то убирая и вытирая. Мы немного повздорили, и несколько дней ее не было.
Звонит его мобильный, он смотрит на экран и убирает телефон в карман.
– Ну вот, легка на помине. Никак не оставит меня в покое.
Я прохожу за ним на кухню.
– Мне ужасно жаль, что все так вышло, – говорю я.
Он пожимает плечами:
– Знаю. И вашей вины тут нет. Я хочу сказать, что, наверное, не будь вы…
– Пьяницей?
Он стоит ко мне спиной и наливает кофе.
– В общем, да. Но у них все равно не было достаточных оснований предъявить обвинение.
Он протягивает мне кружку, и мы садимся за столик. Я замечаю, что одна из фотографий в рамке лежит лицом вниз. Скотт продолжает:
– У него дома нашли ее волосы и фрагменты кожи, но он и не отрицает, что она к нему заходила. То есть сначала отрицал, а потом признался, что она у него была.
– Тогда почему он лгал?
– Вот именно. Он признался, что она была у него дома дважды и они просто беседовали. О чем – он отказывается говорить: врачебная тайна и все такое. Волосы и частички кожи найдены внизу. В спальне их нет. Он клянется всеми святыми, что никакого романа у них не было. Но он лгун, так что…
Скотт закрывает глаза ладонью, и вид у него отрешенный. Плечи опущены, и сам он будто стал меньше.
– В его машине нашли следы крови.
– Боже милостивый!
– Да. Группа крови совпадает с ее. Они не знают, можно ли сделать анализ ДНК, потому что пятнышко совсем маленькое. И постоянно твердят, что это может ничего не значить. Как ничего, если у него в машине ее кровь? – Он удрученно качает головой. – Вы были правы. Чем больше я узнаю об этом парне, тем меньше у меня сомнений.
Он смотрит прямо на меня впервые за все время, как мы пришли.
– Он трахал ее, а она хотела положить этому конец, и тогда он… что-то с ней сделал. Вот и все. Не сомневаюсь.
Он потерял всякую надежду, и я его не виню. Прошло уже больше двух недель, и за это время она не включала телефон, не пользовалась кредитками, не снимала деньги в банкомате. Никто ее не видел. Она просто исчезла.
– Он сказал полиции, что она могла сбежать, – произносит Скотт.
– Доктор Абдик? Скотт кивает:
– Он сказал полиции, что со мной она была несчастлива и могла сбежать.
– Он просто хочет отвести от себя подозрения и заставить полицию думать, что вы что-то сделали.
– Я знаю. Но они, похоже, верят всему, что говорит этот ублюдок. Взять хотя бы эту Райли – по ней все видно, когда она говорит о нем. Он ей нравится. Бедный, несчастный беженец. – Он обреченно опускает голову. – Может, он и прав. У нас действительно был жуткий скандал. Но я не могу поверить… Она не была со мной несчастлива. Не была! Не была!
Когда он повторил это в третий раз, я подумала, что он пытается убедить в этом самого себя.
– Но если у нее был роман, значит, она была несчастна, ведь так?
– Не обязательно, – говорю я. – Это может быть… как это называется? Что-то вроде переноса чувств. Когда у пациента появляется чувство – или ему так кажется – к своему доктору. Только доктор не должен этому потакать и обязан объяснить, что это чувство не настоящее. Он не сводит с меня глаз, но мне кажется, что он меня не слушает.
– А что произошло? – спрашивает он. – У вас? Вы оставили мужа. У вас появился кто-то другой?
Я качаю головой:
– Как раз наоборот. Появилась Анна.
– Извините, – смущается он и замолкает.
Я знаю, что он собирается спросить, и говорю сама, не дожидаясь вопроса:
– Это началось раньше. Когда мы еще были семьей. Проблемы со спиртным. Вы ведь это хотели знать?
Он снова кивает.
– Мы пытались завести ребенка, – продолжаю я, и у меня перехватывает горло. Даже по прошествии стольких лет каждый раз, когда я говорю об этом, к глазам подступают слезы.
– Извините.
– Все в порядке.
Он поднимается, подходит к раковине, наливает стакан воды и ставит на столик передо мной.
Я откашливаюсь и стараюсь держаться как обычно.
– Мы пытались завести ребенка, но ничего не получалось. Меня это очень угнетало, и я начала пить. Со мной было очень трудно, и Том стал искать утешения на стороне. А она с удовольствием его предоставила.
– Мне очень жаль, это просто ужасно. Я знаю… я хотел ребенка. А Меган постоянно говорила, что еще не готова. – Теперь настала его очередь смахнуть слезы. – Мы из-за этого… даже ссорились.
– И в тот день, когда она ушла, вы ссорились из-за этого?
Он вздыхает и поднимается, отодвигая стул.
– Нет, – говорит он, отворачиваясь. – По другой причине.
Вечер
Когда я возвращаюсь, Кэти уже дома. Она стоит на кухне, пьет из стакана воду и видно, что с трудом сдерживается.
– Как дела на работе? – интересуется она, поджимая губы.
Ей все известно.
– Кэти…
– У Дэмиена сегодня была встреча неподалеку от Юстона. Возвращаясь с нее, он столкнулся с Мартином Майлзом. Они немного знакомы, если помнишь, с тех времен, когда Дэмиен работал в «Ленг фанд менеджмент». Мартин тогда занимался у них связями с общественностью.
– Кэти…
Она подняла руку и сделала еще глоток.
– Ты не работаешь там уже несколько месяцев! Месяцев! Ты представляешь, какой идиоткой я себя чувствую? Каким идиотом выглядел Дэмиен? Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что ты нашла другую работу, что просто мне не сказала. Пожалуйста, скажи, что не притворялась, что ездишь на работу каждый день. Что не лгала мне – изо дня в день – на протяжении стольких месяцев!
– Я не знала, как тебе сказать…
– Не знала, как сказать? Как насчет: «Кэти, меня уволили, потому что я напилась на работе»? Как?
Я вздрагиваю, и она смягчается:
– Извини, но как же так, Рейчел? Она действительно слишком хорошая.
– Что ты делала? Куда ты ходишь? Чем занимаешься весь день?
– Я брожу по городу, заглядываю в библиотеку. Иногда…
– Посещаешь пабы?
– Иногда, но…
– Почему ты мне не сказала? – Она подходит и кладет руки мне на плечи. – Ты должна была мне сказать.
– Мне было стыдно, – говорю я и начинаю плакать.
Это ужасно, мне совестно, и я никак не могу остановиться. Я всхлипываю и всхлипываю, а бедная Кэти обнимает меня, гладит мои волосы и успокаивает, заверяя, что все у меня наладится и будет хорошо. Я чувствую себя просто ужасно. И ненавижу себя, как, наверное, никогда раньше.
Потом мы сидим с Кэти на диване, пьем чай, и она рассказывает, что надо сделать. Я должна бросить пить, привести в порядок свое резюме, связаться с Мартином и уговорить его дать рекомендацию. И перестать тратить деньги на бессмысленные поездки туда и обратно в Лондон.
– Правда, Рейчел, я не понимаю, как тебе удавалось так долго это скрывать.
Я пожимаю плечами:
– Утром я сажусь на электричку, которая уходит в 8.04, а вечером возвращаюсь электричкой на 17.56. Это мой поезд. Всегда на нем езжу. Вот так.
Четверг, 1 августа 2013 года
Утро
Мне на лицо что-то давит, я не могу дышать, я задыхаюсь. Очнувшись от сна, я жадно хватаю воздух ртом, в груди болит. Я сажусь, широко раскрыв глаза, и вижу, как в углу комнаты что-то шевелится. Плотный комок черноты начинает разрастаться, я едва сдерживаю крик – и тут окончательно просыпаюсь. Конечно, в комнате никого нет, а я сижу на постели с мокрыми от слез щеками.
Скоро утро, за окном начинает светлеть, и дождь, который не переставая идет уже несколько дней, продолжает барабанить по стеклу. Я не хочу опять засыпать – пока сердце бьется в груди так, что становится больно, мне все равно не уснуть.
Мне кажется, хотя я и не уверена, что внизу есть немного вина. Я не помню, чтобы допивала вторую бутылку. Оно наверняка не холодное, потому что я не могу оставлять бутылку в холодильнике – Кэти наверняка все выльет. Она очень хочет, чтобы я больше не пила, но пока ее планам не суждено сбыться. В прихожей возле газового счетчика стоит небольшой шкафчик. Если вино осталось, я спрятала его там.
