— Джина? Дорогая, можно войти?
— Ты уже вошла, — заметила Джина. Ей пришлось говорить громко, потому что магнитофон проигрывал запись Фрэнка Синатры. Джине нравился Фрэнк Синатра. Хотя бы сейчас она не читала Библию, и Эвелин подумала, что это хороший знак. Она опустила свое полное тело на диван.
— Так что ты думаешь о собрании? — спросила Эвелин. Она уже предвкушала добрых два-три часа пересказов, симпатии и слухов. Ей станет намного лучше. И не так страшно.
Но Джина заговорила совсем о другом:
— Когда я вернулась, на автоответчике было сообщение. Рей приедет на следующей неделе.
Боже, сын Джины. Ему нужны только ее деньги. Он не навещал ее больше года, а теперь, когда Джина сказала ему, что все оставит дочери… а оставить она могла немало. Покойный муж Джины заработал большие деньги на строительных подрядах.
— О, милая, — чуть рассеянно пробормотала Эвелин. При обычных обстоятельствах она с наслаждением обсудила бы страдания Джины — хотя бы потому, что из-за них она радовалась, что у нее никогда не было детей. Но теперь, когда столько всего произошло — и Генри, и попытка кражи, и ее «приступ», и странные разговоры на собрании…
Фрэнк Синатра пел о муравьях и каучуковых деревьях. Джина разрыдалась.
— О, милая, — повторила Эвелин, встала, обняла Джину и приготовилась слушать об эгоизме Рея Мартинелли.
Боб Донован сидел у кровати Анны Черновой в лазарете. Намеков он просто не понимал. Чтобы он перестал к ней ходить, ей пришлось бы или его оскорбить, или приказать это открытым текстом. Один только вид Боба, приземистого, жаболицего и неуклюжего, приводил ее в содрогание. Несправедливо, но что есть, то есть.
А ведь со сколькими чудесными мужчинами ей довелось танцевать…
Кто из них был лучшим? Фредерико, ее партнер в «La Valse» — ее никогда еще не поднимали так легко. Жан в «Шотландской симфонии» был не менее потрясающим. Но она всегда возвращалась в Беннету. Когда она ушла из «Балета Нью-Йорк Сити» в труппу «Театра американского балета», и ее карьера реально пошла на взлет, они всегда танцевали вместе. Беннет, такой ослепительный в роли Альбрехта из «Жизели»… На гастрольном гала-представлении в Парижской опере их вызывали на бис семнадцать раз, и…
Донован что-то сказал, и это ее отвлекло.
— Повторите, пожалуйста, что вы сказали, Боб.
— Что? Идиотскую теорию старого Генри? Научная бредятина!
— Тем не менее повторите, пожалуйста.
Она выдавила улыбку, и он отреагировал на нее с трогательным рвением:
— Ладно, хорошо, если хотите. Эрдман сказал… дайте-ка подумать… — Он стал напряженно вспоминать, скривив и без того морщинистое лицо. Хотя она вновь к нему несправедлива. Наверное, не так уж и плохо он выглядит на фоне таких же, как он. И разве она смотрится лучше? Теперь она не могла себя заставить посмотреть в зеркало. А зрелище уродливого гипса на ноге приводило ее в отчаяние.
— Эрдман рассказал, что был какой-то эксперимент по физике, что-то с двумя щелями, и в нем человеческое сознание меняло путь, по которому летели какие-то маленькие… частички… потому что о них думали. Или… может, потому что за ними наблюдали. И что это была связь между всеми, к кому прилетела так называемая «энергия», да еще одновременно. Групповое опознание. Такая новая штуковина.
«Сознание», — перевела Анна. Групповое сознание. Ну и что здесь такого странного? Она много раз испытывала такое на сцене, когда группа танцоров выходила за пределы индивидуальности, становилась единым существом, танцующим под музыку и рождающим красоту. Для нее такие моменты заменяли религию.
Боб уже пересказывал, что говорили на собрании другие, безграмотно излагая их слова в отчаянной попытке доставить ей удовольствие, но, даже поняв это, Анна перестала слушать. Она уже думала о Беннете, с которым у нее установился фантастический контакт на сцене и вне ее. Вот он поднимает ее в
— Расскажи еще раз, — попросил Дибелла.
— Снова? — Это уже в третий раз! Но Керри не очень-то возражала. Он — да и никто иной — не уделял ей такого полного внимания с тех пор, как умер Джим. Но вернуть Джека ей не хотелось бы… Она содрогнулась, вспомнив, что ей довелось испытать. В конце она стала одной из воюющих сторон. — Но зачем? Хотите сказать, что верите во всю эту ерунду насчет группового сознания?
— Конечно, нет. Во всяком случае, без подтверждения… но ведь Эрдман ученый. Что еще он знает такого, о чем тебе не рассказывал?
— Не знаю, о чем вы. — И она действительно не знала, потому что этот разговор был выше ее понимания. Детекторы фотонов, эксперименты с двойными щелями, предопределенность, создаваемая наблюдателем… Память у нее была хорошая, да только знаний не хватало, чтобы понять все эти
