Что ж, по меньшей мере, одна загадка решена — или, возможно, нет. Теколи мог и здесь солгать.
— Насколько близки вы были?
Тот непринужденно улыбнулся:
— Насколько это возможно между любовниками.
— Любовники могут убить друг друга.
Молодой человек посмотрел с ужасом:
— Вы же не думаете, что…
— Мне нужно знать, в каких отношениях вы состояли.
— Я любил ее, — раздраженно бросил Теколи. — Никогда бы не причинил вреда! Довольны?
Нет, вообще-то. Он только и занимался тем, что скармливал мне более-менее правдоподобные ответы, стараясь при этом избегать новых вопросов.
— Были у нее враги?
— У Папалотль? — Голос вновь его подвел. На меня Теколи не смотрел. — Кое-кто из наших людей полагал, что она изменила священным традициям. У нее нет алтаря в мастерской, молилась редко, не давала богам крови…
— Так ее ненавидели настолько, что могли убить?
— Нет, — снова ужас в голосе. — Ума не приложу, кто мог бы захотеть убить…
— Кто-то захотел. Или, может, вы полагаете, это несчастный случай? — Тон мой был вполне беспечным, но вопрос оставлял возможным лишь один ответ, и Теколи это знал.
— Думаете, я идиот? — отозвался он. — Никто не перевалится через перила по случайности.
— Истинная правда. — Я коротко улыбнулась, наблюдая, как наплывает тень страха на его лицо. Что же он скрывал от меня? Если убийца он, то это на редкость трусливый киллер. Но и такие мне встречались, те, кто рыдал и клялся в раскаянии, хотя их руки были залиты кровью.
— Семья у нее была?
— Родители погибли во время войны. Я знаю только, что из Старой Мешика она приехала двенадцать лет назад вместе со старшей сестрой Коаксок, ее я никогда не видел. Папалотль о себе мало рассказывала.
Разумеется. В откровенности нет необходимости, только не с другим мешика. Мне хорошо известно, что происходит с человеком, когда он отрекается от традиций своего народа, как это сделала Папалотль. Как это сделала я. Человек становится молчаливым. Кто-то из страха нарваться на жесткую критику, кто-то из ужаса перед жалостью.
— Я сообщу Коаксок о случившемся, — сказала я. — Вам придется наведаться в участок, подтвердить показания и сдать кровь на анализ.
— А потом?
Излишний пыл для невиновного, даже для переживающего тяжелую потерю.
— Меня отпустят?
— Сейчас да, но даже не помышляйте о том, чтобы покинуть Фен Лю. Вы мне потребуетесь, если возникнут новые вопросы. — Отозвалась я мрачно. Прижму я его скоро и тогда вытрясу всю правду до последнего слова.
Когда он уходил, то поправил свой высокий ворот, и тогда я заметила, как на шее что-то сверкнуло зеленым огоньком. Ожерелье из нефрита, из мелких бусин… Стоимость каждой из них равнялась ежемесячному доходу простого рабочего сюйя.
— А вам, армейским, отменно платят, — заметила я, полностью осознавая ошибочность данного утверждения.
Вздрогнув, Теколи коснулся ожерелья.
— Это? Вы не так поняли. От родственника досталось в наследство.
Говорил он торопливо, и взгляд его шарил между мной и дверью.
— Вот оно что, — сладко улыбнулась я. Теколи, без сомнений, лгал. И уже понял, что я его раскусила. Хорошо. Пусть потомится немного в собственном соку. Вероятно, так он сделается более сговорчивым.
Едва он ушел, я отдала Ли Фаю приказ следить за ним и держать меня в курсе по рации. Наш юный любовник, похоже, очень торопился. Хотелось знать почему.
Вернувшись в отделение, я переговорила с доктором Ли: в лаборатории провели осмотр тела и не нашли ничего существенного, заключив, что жертву толкнули на перила, а потом сбросили вниз.
— Преступление по страсти, — мрачно заметил доктор Ли.
— Почему вы так решили?
— Кто бы ни был убийца, он толкнул ее так, что она повисла на перилах и цеплялась изо всех сил, что ясно видно из следов на дереве, которые мы
