— Здесь собрались путешественники со всех уголков Спирального Рукава и — кто знает? — может, даже из Центральных Миров. А какой мир может быть больше того, который мы раскрашиваем своими словами? Истории могут охватывать любые времена, любые места, любых людей. А там… — он указывает на большую дверь, — там ты найдешь серый мир корабелов и купцов. Здесь обитают герои и ждут приключения. Тут поражение действительно имеет значение.
— В конечном итоге все заканчивается поражением. Ты сам говорил. А если все действительно заканчивается поражением, то какое оно может иметь значение?
— Потому что важно, как именно ты проиграешь, — говорит человек со шрамами голосом столь мрачным, что арфистка не знает, как ответить. Вместо этого она какое-то время бесцельно играет, импровизируя песню плача.
— Что случилось с Январем?
Человек со шрамами пожимает плечами.
— Иногда корабли не возвращаются. Никто не знает почему.
— Все остальные обладатели Танцора погибли.
— Ты правда веришь в проклятья?
— В них поверить легче, чем в совпадения.
— Тогда верь в вероятности. Январь не мертв ровно до тех пор, пока ты не откроешь ящик и не заглянешь в него. Одиссея становится слишком шумной, если не оставлять людей за бортом.
— Посмотрим, что ждет их впереди, — говорит она ему, когда музыка растапливает лед в его душе. — На Узле Павлина принцесса Гончих наконец встретит изгнанного принца.
Взгляд человека со шрамами тверд, поэтому нелегко заметить, что он стал еще суровее.
— Для Гончих женского пола есть иное определение. Понятия не имею, почему ты считаешь ее принцессой. Я знал ее. И ей придется выбирать из троих изгнанных принцев, ибо каждый из троицы в своем роде изгой.
— Я думала только об одном. И она выберет его.
Арфистка не ждет ответа, ведь человек со шрамами достиг своего рода высот в мастерстве избегания ответов, поэтому она вздрагивает, когда он говорит:
— Она выбрала каждого, но никого в отдельности.
Неожиданный ответ заставляет струны замереть.
— О? — только и произносит она. А затем снова, уже тише: — О!
Человек со шрамами дает ей время на размышления. Возможно, даже любуется. Но в конечном итоге не удерживается от замечания:
— Теперь образ полный? Это песня? Каждый раз, когда Танцор меняет владельца…
— …он становится ближе к Разлому. Любопытное совпадение.
— Я думал, ты не веришь в подобное. Все движется к естественному концу, но к концу можно добраться тремя путями.
— Что? — вскрикивает арфистка. — Сначала ты рассказываешь историю со слишком многими началами. А теперь у нее оказывается слишком много концов!
Человек со шрамами морщится.
— Нет, это иные виды концов. Первый, и самый простой, — это простое завершение, где действие прекращается, поскольку потенциала для дальнейшего развития сюжета не осталось. «Конец», как принято у нас говорить, когда повествование останавливается. Как будто история может так легко остановиться. Ведь всегда есть и «с тех пор», не правда ли?
— Мне приходилось слышать о таком, — сухо отвечает арфистка. — Но продолжается-то жизнь, а история заканчивается.
— Значит, жизнь — не более чем скучное последствие кульминации истории? — Но сарказм умирает у него на губах, и взгляд становится рассеянным. — Отчего же? Так и есть, — удивленно шепчет он. — Так и есть.
— А второй путь? Твоя история ведь явно не подошла к завершению!
Но человек со шрамами не отвечает.
ГОЛТРЭЙ
