— Ну а вырос на Новом Эрене, — возражает арфистка, неспешно наигрывая плач. Отчего-то он звучал не так, как следовало, и она не знала отчего. — А то место, где человек вырос, может значить для него больше, нежели то, где его породили на свет.
— Как он мог «вырасти» на Новом Эрене? Он прибыл туда уже взрослым.
— Он пообещал, что вернется, но на этот раз не стал клясться именем отца. Мне это кажется признаком взросления.
Улыбка человека со шрамами похожа на рану, оставленную бритвой.
— Значит, заметила, не так ли?
— Конечно. Но интересно, заметил ли он? — Не переставая играть, она берет четвертую кварту в миноре, мотив, который она для себя уже назвала «Темой Фудира», — замысловатую мелодию, которая никогда не выходит на первый план. Человек со шрамами удивляет ее словами:
— Да. Полагаю, ты все поняла верно.
— Наверное, путешествие было безумным, — размышляет вслух арфистка. — Олафссону нужно на Иегову, Фудиру нужно на Хадрамоо, а Маленькому Хью — обратно на Новый Эрен. Они тянут в три разные стороны. А в результате — топтание на месте.
— Да, топтание на месте — сложный вид погони. Но, — он буравит арфистку пристальным и тяжелым взглядом, — иногда оно работает.
Арфистка прекращает играть и откладывает арфу: бармен принес две тарелки тушеного мяса — щедрые порции, слабо совместимые с суровой натурой Иеговы. Она узнает морковь, лук и жилистое мясо, свидетельствующее скорее о пастбищах, нежели о резервуарах. Из любопытства арфистка пробует мясо и обнаруживает, что оно больше походит на искусственное, вот только отличается по текстуре. Большие двери бара на миг открываются, чтобы впустить новых посетителей, и арфистка видит, что на улице царит глубокая ночь.
— Объясни мне, — говорит она, отведав еды. — Не понимаю, зачем Фудиру вся эта игра в арест. Почему он просто не ушел, когда Олафссон дал ему такую возможность?
Человек со шрамами ест так, словно пытается забросать яму совком.
— Когда история повторяется, — произносит он с набитым ртом, — во второй раз это уже фарс.
— Что ты имеешь в виду под фарсом? Засада Вольдемара… Ой!
— Да. «Приготовления», сделанные Фудиром накануне вечером. Рассудив, чем все обернется впоследствии, это было самым лучшим, что он мог сделать.
— О чем ты?
— У нас есть две версии. Первая более благосклонна к персонажу Фудира и основывается на том, что он полюбил Хью и Новый Эрен и не смог смотреть на то, как их погубит неизбежная трехсторонняя борьба с Джеком и Вольдемаром.
— По-твоему, двусторонняя лучше?
Но человек со шрамами качает головой, отрывисто и неприятно посмеиваясь.
— Нет, — говорит он, пережевывая новую порцию мяса так, что из уголков рта течет подлива. — В ту ночь он сделал нечто большее. Люди Джека организовали засаду на Вольдемара, когда тот покидал порт, и отсекли гадюке голову. Поэтому в конечном итоге игра Фудира удалась. Он оставил Новый Эрен на опытного и единоличного правителя, а также спас лицо Хью, похитив его. Никто не мог бы сказать, будто Хью сбежал.
От арфистки веет скептицизмом.
— Это и были мотивы Фудира? Они кажутся несколько возвышенными для столь приземленного человека.
Человек со шрамами взирает во тьму своего блюда.
— Возможно, мотивы он додумал позже. Но его уже не спросить.
— Значит, он умер? Тогда нам не узнать, что случилось на самом деле.
— О, зачатки мудрости. — Он возвращается к еде.
— А какая вторая версия? Ты сказал — их две.
Человек со шрамами пожимает плечами.
— Ему требовалось, чтобы кто-то прикрывал его спину.
— Менее благородный мотив, — соглашается арфистка.
— Да, так и есть.
— Есть и третья причина.
Человек со шрамами отрывается от тушеного мяса. Он проглатывает порцию и вытирает губы.
— Какая же?
— Дружба. Они кружились в одном танце.
Человек со шрамами задумывается.
— Возможно, — соглашается он. — Иногда можно понять, что случилось в действительности, по свидетельствам тех, кто там был. — Его ухмылка являет испорченные зубы. — Но у тебя нет даже этого. Есть только мой пересказ их историй.
